Kardemomme (СИ)

Ему снится бессонница и белый пустой потолок. Быстрые шаги по ступеням и такой громкий, почти отчаянный стук в его двери. Ему снится, как волной прибоя сметает с порога, как язык сплетается с языком. Ему снится раскиданная по полу одежда. И мальчик… тот самый мальчик — теперь на коленях.

Ему снится лифт, и они вдвоем, парящие, точно птицы. Ему снится жара и дыхание, которого опять будто мало. Ему снится мокрая челка, падающая на лицо, и задушенный стон, и бедра, сжимающие так крепко. А потом — долгий бег босиком, и колючие капли, конца которым словно не будет.

Ему снится мальчик. Грустный мальчик с огромными глазами. Как небо. Мальчик в куртке и капюшонах, он замерзает. Мальчика надо согреть, удержать. Мальчику надо сказать, что все теперь будет иначе.

“Ты не один”.

Ему снится белоснежный лайнер, качающийся в пушистых облаках, как на батуте. Чрезмерно любезные стюардессы и их поджатые губы, когда в кабинку уборной просачиваются не по очереди, а вдвоем — с разрывом в каких-то пятнадцать секунд. Ему снится тряска на высоте в десять тысяч метров над морем и страх, которого здесь быть просто не может. Страх, вытесняемый пьянящим восторгом. Как пузырьки от шампанского, что лопаются на языке и так смешно щекочут в носу.

Ему снится пестрый и крикливый Марокко, одинаковые цветастые рубахи и кольца — у каждого на левой руке. Ему снятся ласковые воды лагуны и тот, кто опять утянет на глубину, чтобы проверить, как мальчик усвоил урок. Ему снятся огромные звезды, которых на небе так много, что глазам больно смотреть. Ему снятся прохладные губы, что прихватывают шею тихонько, а потом шепчут хрипло на ухо… шепчут такое, что… слишком мало воздуха, и он опять не умеет дышать.

Ему снится… ему снится так много…

Ему снится, что утром он откроет глаза и уткнется в ясный, искрящийся взгляд. Может быть, чихнет от желтого лучика солнца, прячущегося на их шторах. А потом рухнет с головой в поцелуй.

Он поймет, что все это ему вовсе не снится.

Что мальчик в костюме бога стал всем его миром.

— Почему ты улыбаешься?

— Потому что я счастлив.

========== Часть 59. ==========

<< …если вы слушаете это сообщение, я не могу вам ответить. Или не хочу. В общем, попробуйте в следующий раз… или в следующей жизни. Собственно, вы знаете, что нужно делать после сигнала…

<< Исак, чувак, просто возьми трубку, мы беспокоимся, когда ты вот так пропадаешь. Черт, даже Сана заметила, что что-то неладно… Это… это опять началось? Блять, бро, просто перезвони.

*

— Думаешь, он… снова?

— Не знаю, Магнус. Я ни хуя уже не знаю. Эскиль рассказал, он переписывается с каким-то новеньким с третьего. Эвен Бек Найшейм.

— Так это же круто, может, у него просто… отношения?

— Только у нас в Ниссен нет ни одного парня с таким именем. Ни из новеньких, ни из стареньких, ни на одном ебаном курсе.

— Что будем делать? Юнас, если ты не придумаешь…

— Откуда мне знать? Для начала просто найдем его.

*

От холода стен остро покалывает кончики пальцев. Здесь тишина такая вязкая, что он тонет в ней, барахтается и тянет голову вверх, чтобы нормально вдохнуть — там, у поверхности, где горло не сжимает спазмами, и липкое нечто не опутывает щупальцами, чтобы утянуть в cвое логово. Нет.

Его шаги эхом прокатываются по пустым коридорам. Где-то за спиной острые стрелки механических часов оглушающе резко отмеряют секунды, и каждая разрубает бытие, точно ударом топора, отслаивая мгновение за мгновением, оставляя позади, как засыхающую древесную стружку.

Кажется, это было здесь. Их первая встреча. Умывальник, пропахшая дезинфекторами вода, что лилась упругой струей на пальцы, и ворох салфеток в ладонях. Ослепительно-белых, хрустящих, как первый снег в Рождество.

Странно назначать встречу в пустующей в каникулы школе. Странно списываться днями и ночами тайком, точно преступники, заговорщики, а потом проходить мимо в коридорах, делая вид, что не знакомы. Что абсолютно чужие. Что получается дышать — вдали от него, без него, не слыша голос, не читая все те десятки, уже перетекающие в сотни, сообщений и глупых мемов. Притворяться, что не шлют друг другу нелепые зеленые сердечки, и радуги, еще какую-то ерунду… Только пони для коллекции не хватает. И, может быть, каких-нибудь особенно слащавых признаний…

— Ты все же пришел, — теплое дыхание щекочет шею, и кажется, будто мириады крошечных иголочек одновременно вонзаются в нервные окончания. Откинуть голову на плечо — уже так привычно, уютно и хорошо, так единственно-правильно.

— Почему я должен был не прийти? Мы договорились…

— У тебя телефон сразу скидывает на автоответчик.

— Чтобы никто не мешал. Я никогда не проебу ни одну из наших встреч, Эвен.

И жмурится от того, как смело звучат эти слова. Почти что признанием. И этой короткой фразой он — Исак — почти отдает себя в его руки — всего целиком и полностью, со всеми недостатками и тараканами. А еще — его сердце, что стучит в груди через раз и, кажется, что там, под ребрами, ему тесно, так тесно, и воздух почти закипает…

— Знаешь сколько времени сейчас?

— 21:21…

— Время чудес…

— И откуда я знал, что ты это скажешь?

*