Кардонийская петля

Аксель отыскал Адама в «гараже», на поляне, отданной под стоянку бронетягов и битком набитую «Азундами», «Ядратами», «Бёллерами» и грузовиками снабжения – вперемешку. Здесь располагалась вся техника Двадцать седьмого отряда, образовав чудовищно путаный лабиринт из брони, бочек, цистерн, ящиков, инструментов и прочего барахла, неотъемлемо сопровождающего механизированное подразделение по фронтовым дорожкам. Сантеро сидел на земле, бездумно наблюдая за ковыряющимися с катками механиками, жевал жёлтую травинку и напоминал бы деревенского пастуха, если бы его «овцы» не были столь огромны. Несмотря на то что «Азунды» строились на облегчённой, по сравнению с «Доннерами», платформе и высота их гусениц не превышала двух метров, занимающиеся ими люди всё равно казались карликами, ползающими по бокам огромного дракона.

Многогранная, корявая на первый взгляд башня, ощетинившаяся клювом огнемёта и многоглазыми «Гаттасами», тщательно забронированный кузель – паровое сердце бронетяга, и шесть цистерн на корме, также прикрытые пулемётными гнёздами. Мощь истинного дракона! Пусть и не летающего.

Ещё несколько дней назад Сантеро идеализировал бронетяги. Они казались Адаму наглядным воплощением победы разума над природой, а Войны – над Миром. Бронированные горы, изрыгающие огонь и свинец, не знающие преград и поражений…

Ещё несколько дней назад.

Теперь же Адам знал, что его прекрасные драконы-бронетяги вполне убиваемы. И вздрагивал, вспоминая огромные, до неба, костры, в которые превратились подбитые «Азунды». Крики, что быстро стихли, полные ужаса глаза механика, дрожащие руки наводчика и свой страх. Свой собственный страх Сантеро тоже вспоминал и не стыдился его. Со своим страхом Адам мирился, но ему было стыдно за то, что по его вине погибли люди.

– Рано или поздно ты должен был задуматься о смерти, – негромко произнёс Крачин, присаживаясь рядом с другом.

– Я всегда думал о смерти, – отрезал Сантеро.

– Ты всегда знал, что она где-то рядом. Ты нёс её другим, нёс издалека, а сейчас она щёлкнула тебя по носу, – размеренно объяснил эрсиец, проводя рукой по маленькой бородке. – Это принципиально разные вещи, Адам, считай, что сейчас ты сдаёшь последний экзамен на звание офицера.

– Я должен привыкнуть к смерти?

– Да, – подтвердил Аксель, но тут же уточнил: – Ты должен привыкнуть к смерти своих.

– Разрешите обратиться?

Сантеро покосился на подошедшего механика и кивнул:

– Обращайтесь.

– Ремонт окончен, синьор фельдмайор. Разрешите провести ходовые испытания?

– Разрешаю.

– Слушаюсь!

Механику едва стукнуло тридцать, и он в отличие от Сантеро был кадровым военным: армия оплатила парню обучение в Механической школе, взамен он подписал семилетний контракт. Адам слышал, что механик не собирается его продлевать, планирует после войны выйти в отставку и жениться. На одном из южных островов архипелага его ждёт девушка. И солидная должность на большом рыболовецком судне. Но уже завтра механик может погибнуть…

– Завтра он может погибнуть, – вздохнул Аксель.

– Читаешь мои мысли? – вздрогнул алхимик.

– Читаю твою физиономию, – ответил эрсиец. На Сантеро он не смотрел, уставился на механиков, однако уставился «невидяще», просто для того, чтобы куда-то смотреть. – Война предполагает и раны, и увечья, и смерть. Погибают враги, погибают друзья, и если рыдать над каждым трупом, рано или поздно пустишь себе пулю в лоб.

– Знаешь?

– Видел.

Аксель вновь погладил бородку, и Адам вдруг подумал, что в ней, в аккуратном клинышке, украшающем лицо эрсийца, гораздо больше седых волос, чем должно быть.

«Как, впрочем, у всех военных».

– Что же делать? Стать циником?

– Циники тоже стреляются, – негромко ответил Аксель.

– Неужели?

– Нужно смириться с тем, что мы на войне, Адам, а война – девочка жестокая.

– Глубокая мысль.

Любой другой на месте Сантеро немедленно получил бы от Крачина жёсткую отповедь, возможно, очень жёсткую – Аксель хамов не терпел. Но эрсиец понимал, что переживает Адам, и потому никак не среагировал на саркастическое восклицание.

Подождал, пока отремонтированная «Азунда» вырулит в сторону отведённого под полигон поля, и продолжил:

– Ты должен понять, что смерть, при всех толкованиях, верованиях, определениях и страхах, что вокруг неё накручены, такая же часть нашей жизни, как жалованье: рано или поздно она случится. И никто не знает когда. Ты смотришь на молодого механика и думаешь: «Завтра он может погибнуть!» А вдруг он должен был погибнуть вчера? Утонуть, попасть под поезд, оказаться в разбившемся цеппеле?

– Хочешь сказать, что война не так уж сильно влияет на численность людей?