Кардонийская рулетка

Лайерак стреляет в женщину, а затем — в убегающего полицейского.

«Всякая власть преступна!»

Площадь плавает в панике. А еще в боли и крови, но это нормально: боль и кровь сопровождают любое рождение.

«Всякая власть должна быть уничтожена!»

Ответные выстрелы телохранителей становятся прицельнее. С дальнего края бегут полицейские, скоро их будет очень много. «Брандьер» дважды бьет в лимузин, а потом, последние три заряда — в толпу. В кого угодно. Только для того, чтобы вспыхнули еще три «спички».

А потом помощники тянут Отто в переулок, к машине.

— Я изменил мир!!

На ступенях Дворца пылает молодая пара.

— Вы слышите? — смеется Лайерак. — Я только что изменил мир! Я только что создал Новый Герметикон!

* * *

— Они стреляют? — дрожащим голосом осведомился Йорчик.

— Ага, — подтвердил Мерса, бросив на профессора веселый взгляд.

— А мы?

— А мы летим на твоем ипатом пассажирском паровинге, чтоб тебя в алкагест окунуло! Не мог выбрать что-нибудь вооруженное?

— Я…

— Хоть один завалящий пулемет!

— Но…

— Да, заткнись ты! — Алхимик переступил через связанного Руди и посмотрел в иллюминатор. — Вроде не догоняют.

Но и не отстают. Беглецам повезло: патрульный паровинг оказался довольно далеко от Карлонара. Пока пилотам сообщили о побеге, пока они легли на курс… Одним словом, полноценного перехвата у приотцев не получилось: Каронимо засек военных и увернулся. Но патрульные сели на хвост и упорно шли за беглецами, изредка пытаясь достать их из пулеметов.

— Я хочу поговорить с Гатовым, — громко произнес Руди.

— О чем?

— Позови Павла! — сорвался на визг галанит. — Немедленно!

— Держи себя в руках, — равнодушно отозвался Мерса и занялся «важнейшим» делом: изучением ногтей. — Твои дружки из Компании сбили мне маникюр.

Было видно, что он не собирается никуда идти до тех пор, пока не узнает подробности, и Йорчик сдался:

— Послушай…

— Меня зовут Олли.

— Плевать!

— Не нужно меня оскорблять.

— На борту бомба, хнявое ты животное!!

— Ты уверен, что Мерса справится?

— Он сейчас Олли, а Олли за жизнь понимает, — усмехнулся Гатов.

А в следующий миг, будто услышав, что речь идет о нем, в кабину вломился алхимик. Шумный и веселый, словно они не от озверевших приотцев драпали на безоружном самолетике, а выбирали подходящий островок развлечься: чтобы лагуна для забав с девчонками и пляж песчаный для прочего…

— Друзья мои, как обычно, две новости: такая и такая.

— Начинай с хорошей, а плохую оставь себе: я не в настроении выслушивать кошмары, — ответил Бааламестре.

— Я обезвредил бомбу!

— Нашел чем хвастаться.

— А плохая? — поинтересовался магистр.

— У преследователей появились друзья. — Мерса указал на две приближающиеся с северо-востока точки. — Или я ошибаюсь?

— Не ошибаешься, — вздохнул Гатов. — Нас берут в клещи.

— Будет перехват?

— Минут через пятнадцать.

— Я предупреждал, что вторая новость так себе.

Беглецы рассмеялись. Негромко, невесело, но все-таки рассмеялись.

Будут ли с ними церемониться? Предложат ли сдаться? Захотят ли они сдаваться? Захотят ли возвращаться в плен, зная, что шанса на побег больше не представится? Вопросов полно, но все они неприятные. И ответы на них неизвестны. На все вопросы неизвестны, кроме одного:

«Мы боимся?»

«Нет».

Мы бравируем, напускаем на себя веселый вид, мы дергаемся в глубине души, но страха, того противного, сосущего страха за собственную шкурку, жалкого желания сделать все для спасения — его нет. Мы не можем драться — на ипатом паровинге нет оружия, — но готовы сопротивляться.

Павел бросил парашют около Йорчика, разрезал пару витков, не освободив, а позволяя освободиться, и отошел к двери, держа револьвер направленным на профессора.

— Прыгать умеешь?

— Нет, — ответил Руди, с лихорадочной торопливостью сбрасывая веревки.

— Надеваешь рюкзак, застегиваешь, выходишь в небо и дергаешь за кольцо.

— Весьма информативно.

— Это твой единственный шанс уйти.

— Или?

— Останешься с нами. — Магистр удивленно поднял брови. — Разве не очевидно?

— Остаться с вами или утонуть?

— Мы сообщим по рации, кто покинул паровинг. Если ты настолько важная персона, как тебе кажется, тебя спасут.

— Урод, — прошипел Йорчик.

Гатов сделал вид, что не расслышал.

Профессор кое-как натянул парашют, подошел к дверце люка, взялся за ручку, но замер, не поворачиваясь, осведомился:

— Наверное, глупо рассчитывать на то, что ты сдержишь слово?

— Имело смысл вести себя честно.

Да, имело. Он ведь действительно держит слово, этот маленький простолюдин с зачуханной Кардонии, сын рыбака, гений. Он рассказал бы принцип, но только не тому, кто подложил в паровинг бомбу.

— Скажи хоть, это действительно возможно?

Йорчик распахнул дверцу и сквозь завывший ветер услышал вожделенное:

— Да!

— Нет!

— Получится!

— Не будь дураком!

— Идиоты!

Их взяли в клещи. Один сзади, двое справа. Скорости примерно равны, но ребята с северо-востока шли навстречу. Каронимо отвернул, но тут же начал резать виражи преследователь, приблизился и завел пулеметную песню. Несколько пробоин в крыльях, из которых потекла драгоценная вода. Еще одна попытка уклониться, на этот раз от того, что сзади, но в дело вступили перехватчики.