…Они делали свинцовый дождь – на них стояли пулемёты, эти пулемёты давали длинные очереди, прошивали воздух, похоже было на стрёкот швейной машинки. После таких «строчек» кто-то с криком падал на мостовую.
Сегодня они забрали маму.
С неба по-прежнему лился свинцовый дождь. И сейчас они кружили, эти отвратительные самолёты с крестами. Низко, ещё ниже. Они всё видели сверху.
И Коля с Лидой стали на самую середину улицы – машины по ней больше не ездили. Дети стояли под свинцом, как под тёплым летним дождём, – раскинув руки, подняв бледные, осунувшиеся лица к смертоносному небу. Впервые с начала войны они ощутили себя свободными. Изнуряющий страх оставил их, как собака бросает надоевшую кость.
И Лида яростно крикнула небу:
– Стреляй! В меня стреляй! Попади, ну же, трус!!!
-Нет! В меня! В меня стреляй! Давай, стреляй!!! – ещё громче закричал Коля.
Кто знает, почему они уцелели. Их даже не оцарапало. Может, у тех лётчиков тоже бывают дети? С неба всё видно… всё видит Бог. Он любому лётчику может приказать.
А ночью они дежурили на чердаке, – их очередь хватать горелки и тушить их в ящике с песком. Иначе дом сгорит, а скоро зима. Лида и Коля молча сидели на ящиках, тесно прижались друг к другу, как щенята. Никогда ещё они не были так дружны. И совсем перестали болтать, стали молчаливыми и скучными.
Как взрослые. Это хорошо или плохо?
Они держали наготове старинные каминные щипцы. Коля подобрал их на пепелище соседнего дома, в который позавчера угодила бомба. Прямое попадание… Страшное слово.
На дощатом полу, возле корыта с песком, воплощая забытый домашний уют, дремал большой рыжий пёс. Гек. Он очень умный! Коля предложил назвать его Виктором Сергеевичем, в честь дедушки. Он ушёл и не вернулся. Потерялся? Каждый из них догадывался, куда ушёл Виктор Сергеевич, но они, щадя друг друга, молчали.
Как взрослые. Это хорошо или плохо?
Гек вскочил, как ошпаренный, и оглушительно залаял. Так и есть – на пол упали сразу две «зажигалки». Коля быстро схватил их щипцами, одну за другой, и потушил в песке.
– С Геком не страшно. Уснём – так разбудит, – деловито обратился он к сестре. – Помнишь, позавчера десятый дом сгорел? Там на чердаке Танюшка с Серёжкой… уснули… Молодец ты, Гек!
Коля ласково потрепал Гека за ухом. Пёс зажмурился и замер от счастья. Даже, кажется, дышать перестал. И Коля впервые за многие дни улыбнулся. Светло улыбнулся, по-мальчишески. И Лида заулыбалась, завозилась, кутаясь в платок. Гек свернулся калачиком на полу, моргал, поглядывал на детей.
IX
Ленинградский вокзал тоже бурлил людьми. Но не как дрезденский – радостью, а страхом, даже паникой. Потоки беженцев с пожитками текли, сталкивались и расходились в разные стороны. Невесёлое оживление озвучено было всхлипами и причитаниями. В этой суматохе нередко терялись дети. Тогда бездушный громкоговоритель называл имя, фамилию несчастного и предписывал ему или ей пройти к кассам.
Наконец динамик объявил о посадке на поезд до Калинина. Людской поток, толкаясь, ринулся на перрон, подхватил Галю, её мать и Володю, и понёс их в нужном направлении. Галя тащила тяжеленный заплечный рюкзак (рюкзачище!), и два чемодана несла в руках. Мать крепко держала за руку Володю, чтобы не потерялся.
Галя ловко пробиралась сквозь толпу. Наконец с трудом взобралась на первую ступеньку вагона и оглянулась. Далеко в толпе беспомощно плескались мама и брат. Мама такая худенькая, как же ей тяжело, – с горечью подумала Галя.
Вдруг что-то обожгло её, заставило посмотреть вниз, под ноги. Снизу вверх на неё смотрели измученные глаза. Три пары измученных, умоляющих глаз. Молодая девчонка, почти ребёнок, растрёпанная, зарёванная. Без багажа, – машинально отметила Галя. На руках она держала двоих – перепуганную чумазую малышку лет двух, и совсем крошечного младенца. Таких маленьких Галя никогда не видела. Вчера, что ли, родился? Как она будет на новом месте, совсем без вещей? – мелькнула у Гали мысль. Незнакомка тихо, бессильно плакала. Слёзы кончились…Поймав Галин взгляд, она выдохнула – безо всякой надежды:
–Ясочка, пропусти! Второй день мы тут. А я за тебя… всю жизнь… Бога молить буду…
И Галя спрыгнула со ступеньки вниз. Недра вагона проглотили юную незнакомку и её крошечных детей, увлекли их в тыл, в мир. А Галю, её маму и Володю толпа выплюнула назад, на перрон, в войну.
Галя, мама и Володя молча смотрели вслед уходящему поезду. Мама тихо заплакала. А Володя повторял: «Мамочка, не плачь. Я с тобой! Пока в доме есть мужчина, тебе нечего бояться!». Мама с Галей улыбнулись сквозь слёзы и переглянулись. И двинулись назад. Домой.
Всё пошло по-прежнему. Мама сидела с ногами в своём любимом кресле и зашивала Володину рубашку. Где он успел порвать? Давно дети не играют, как раньше, на улицах, не лазают по заборам. Не гоняют кошек, берегут силы. Силы нужны, чтобы с фашистом драться.
Галя читала книгу. Володя на полу возился с машинами и солдатиками. В Володиной войне наши всегда побеждали. Мать подняла на Галю укоризненный взгляд, тяжело вздохнула. Отложила шитьё.