Карьера Югенда

Сноха погибла в самом начале войны, её на улице, средь бела дня, убило осколком. Дома в ту ночь была вся её семья – сын, сноха, двое внуков. Внуки дежурили, ловили «зажигалки» на чердаке. Но каминные щипцы бессильны против авиабомбы.

Фотографии сгорели. От её прежней жизни не осталось ничего, кроме кошки Муси. А новой жизни, наверное, больше не будет…

Возле её дома отоваривали хлебные карточки. В тот день мама заметила её, безучастную, среди волнующейся толпы. Окликнула. Софья Петровна молча смотрела на неё. Мама всё поняла, взяла её за руку и увела к себе.

Но она не сломалась, – высокая дама с дворцовой осанкой. Каждый день она делала причёску, и Галю с мамой заставляла. Считала, что недопустимо терять человеческий облик. Ни при каких обстоятельствах! И она всегда выглядела ослепительно. Не раскисала сама, и другим не позволяла.

Софья Петровна спросила:

–От чего Володя в слезах? Давно никто не плачет… все привыкли голодать.

–Его котёнок исдох сегодня, вот и плачет. Муся-то ваша как? Жива?

–Жива с утра была.

– Добыла сегодня что-нибудь?

Софья Петровна горестно покачала головой.

– Мусенька моя исхудала очень, воробья сегодня удержать не смогла. А я не успела к ней.

Добавила, помолчав:

– До войны жаловались – собак много развелось. Теперь собаку днём с огнём не сыскать.

По лицу матери потекли слёзы. Что делать? Где добыть еды? Дожить бы до весны, а там, может, посадить удастся что-нибудь. Хотя семян нет. Закончились. Это преступление – есть семена. Кто сказал? Мысли начали путаться. Это опасно. Надо взять себя в руки…

Два месяца спустя мамы не стало – она не вернулась с работы. Не дошла с работы, погибла от голода в дороге. Такое не редко случалось в блокадном Ленинграде. (При осаде Ленинграда погибло больше жителей, чем в аду Гамбурга, Дрездена, Токио, Хиросимы и Нагасаки, вместе взятых. Почти все ленинградцы умерли от голода. В ходе Ленинградской битвы погибло больше людей, чем потеряли Англия и США за всё время войны).

Спустя два месяца Галя стояла на коленях перед Володиной кроваткой, с трудом сдерживая рыдания. Хлеба не было уже четыре дня – не выпекали, сильные были бомбёжки.

Они решили, что Софья Петровна пойдёт за хлебом, а Галя останется дежурить у Володи. Он совсем плох… К ней он очень привязан, к Гале. Она ему вместо матери. Галя взяла с тумбочки железную кружку, проверила воду – тёплая. Нежно тронула холодный лобик Володи, осторожно повернула к себе серое заострившееся личико. В сознании! Он с трудом прохрипел:

– Дай хоть палку погрызть…

По впалым щекам его сестры заструились слёзы:

– Миленький мой, Володенька! Потерпи, Софья Петровна несёт хлебушек! Она уже близко. Совсем близко. На, водички попей.

Галя приподняла Володин подбородок, поднесла к его губам кружку с водой, влила немного воды.

Но струйка воды выскользнула из уголка его рта.

Софья Петровна с трудом поднималась по крутым ступеням лестницы. Никогда она так не спешила, всегда такая степенная. С трудом добравшись до площадки, Софья Петровна, задыхаясь, перевела дыхание. Потратила четыре секунды. Она считала.

В руках она крепко держала заветный бумажный свёрток. С трудом толкнула дверь, вошла в прихожую.

В квартире сгустилась тишина и отчётливо пахло горем. Она сразу это почувствовала. Её не обманешь. Горе теснилось в квартире, норовя выдавить фанерные «окна».

Она не помнила, как прошла в комнату. Возле кроватки на коленях стояла Галя. Голова её бессильно лежала на Володиной подушке. Оба?! – взметнулось в мозгу. Галины плечи вздрогнули.

–Что?! – неожиданно звонко крикнула Софья Петровна.

– Не дождался, – прошелестела Галя.

Софья Петровна уронила драгоценный свёрток. Куски хлеба горкой легли у Галиных ног. Но Гале было всё равно. Он тихо гладила вихрастую Володину чёлку:

–Зато ты увидишь мамочку, и котёнка своего увидишь… Я положу тебя с ними рядышком. Как ты любишь…

Галя не выдержала. Рыдания сотрясли её тщедушное тело. Казалось, этому не будет конца…

– Четыре дня без хлеба! Ну почему не я?! Я себе место в подвале приготовила! Себе, а не ему!

Софья Петровна опустилась на колени рядом с ней. Нежно, как дочь, обняла её. Притянула к себе, поцеловала в рассыпавшиеся волосы. Голос её стал удивительно нежным, ласковым, певучим.

–Галочка, девочка моя, мёртвым уже не помочь. Нам о живых надо думать, понимаешь? О живых! Иначе нам не победить! – Она ласково, по-матерински, гладила Галю по голове. – Давай думать о живых. Помоги мне хлеб собрать.

Понемногу Галя успокоилась. Стоя на коленях, всхлипывая, они бережно собрали с пола хлеб – весь, до крошки.

– Весь? Вы принесли весь наш хлеб? И ничего не съели в дороге?! И не взяли себе?! – выкрикнула Галя.

– Галя! – Софья Петровна так посмотрела на неё, что Гале стало стыдно. Медленно, но верно Софья Петровна поднялась с колен. – Что ты болтаешь!

Галя сидела на полу. Широко раскрыв глаза, с каким –то священным ужасом она посмотрела на Софью Петровну. Замотала головой:

– Не-ет… Они не победят. Вы… мы… сильнее любой армии.