— Женщины!.. О, эти букеты роз я обожаю! Но женитьба?! Женитьба — особое дело. Она требует и таланта и умения. А я пока что не обладаю ни тем, ни другим.
Когда снова заиграл оркестр, он поднялся и ниже, чем прежде, поклонился:
— Прошу, сударыня! Лучший фокстрот бала!
Мурза был уже сильно навеселе, танцевал с большим пылом, осыпал Домантене комплиментами, величал ее «королевой бала», «самой красивой женщиной в мире», «чудом Каунаса»…
Бал в самом разгаре.
Публика уже не только освоилась, но и достаточно опьянела. Пары азартно отплясывали фокстрот и шумно аплодировали, когда оркестр умолкал. Обняв стройную фигурку Зеноны, Мурза танцевал с упоением. Он порывисто дышал, ловко лавировал в толпе, хотя время от времени и задевал других, более медлительных танцоров. Когда музыка кончилась, он долгим поцелуем приник к руке партнерши и все повторял ей, что бесконечно очарован, что никогда прежде не испытывал такого наслаждения от танцев.
Домантас куда-то отошел, и они остались за столиком вдвоем. Зенона почувствовала, что сейчас самое время заговорить о том, о чем она уже давно мечтала. Мурза был в таком состоянии, когда уже не требуется особых тонкостей. И Домантене поспешила воспользоваться этим моментом. Однако сразу найти подходящие слова, чтобы начать разговор, не могла и, кроме того, опасалась, что в любую минуту может вернуться и помешать их беседе муж.
— Господин Мурза, — поспешно, без всякого предисловия, обратилась она к соседу, — выполните ли вы мою просьбу?
— Всегда и любую!
— Я хочу просить об одной маленькой услуге, обещайте заранее, что окажете мне ее!
— О сударыня, разве найдется на свете хоть один мужчина, который не удовлетворил бы вашего желания?! Полагаю, конечно, что жизни моей вы не станете требовать?.. В конце концов, на определенных условиях я готов пожертвовать и ею!
Домантене, смущенно и кокетливо закусив губку, неотрывно следила за выражением лица Мурзы.
— Вы самый влиятельный человек в Литве, не так ли? Поэтому прошу вас: подыщите Викторасу человеческую службу.
— Вот о чем вы мечтаете, сударыня! Но у него прекрасный пост делопроизводителя центра…
— Во-первых, это очень непостоянное место, — поспешила перебить его Домантене. — К тому же и оклад… не думаете ли вы, что хорошая государственная служба была бы куда лучше?
— Пожалуй…
Мурза взял со стола коробку и снова предложил ей сигарету.
— Хотите сделать меня современной? Ну что ж!
Взяла, прикурила. Держала сигарету неумело, двумя пальцами и как-то очень уж по-женски; казалось, дым лишь едва доходит до ее необыкновенно белых зубов. Сдерживаемая страсть проглядывала сквозь черты ее нежного лица, и от этого Зина казалась еще красивее.
Глядя на нее, Мурза подумал: «Каким счастьем было бы целовать это лицо!» Словно прочитав его мысли, она внимательно посмотрела в его зеленоватые глаза и как бы невзначай спросила:
— Вы, кажется, добрые друзья с моим мужем?
— О да… Викторас мой друг, — ответил Мурза, занятый другими мыслями.
— В будущем эта дружба могла бы стать еще крепче…
— Конечно, сударыня, конечно! — радостно поддержал он, сразу уловив намек, скрывавшийся за ее словами.
Тоненьким пальцем она стряхнула с сигареты пепел и, все так же многозначительно поглядывая на собеседника, тихонько, но уже гораздо смелее, чем вначале, произнесла:
— Что вы скажете… если я попрошу для Виктораса кресло директора департамента?
Мурза понимал, что возражать бесполезно, потому что перед ним сидел не какой-нибудь профессор или прожженный политик… И кроме того, ему было известно, что Домантасу доверяют и другие руководители партии. Поэтому Алексас решил, что хлопоты по поводу представления директорского поста его «молодому другу» не будут столь уж обременительны.
— Хорошо, — согласился он, — назначим Виктораса директором.
— Благодарю вас. — И Зина протянула Мурзе руку.
Возвращаясь домой, Домантас все время молчал, лишь у самого подъезда спросил:
— Не слишком ли много ты танцевала с этим Мурзой?
— Танцевала да о тебе толковала! — ответила она весело. Даже угрюмое молчание мужа не испортило ее настроения.
— А я тут при чем?
— Мы говорили, что ты очень серьезный… годишься в директоры департамента.
Но Домантас не слушал ее. Он сосредоточенно искал по карманам ключ.
Спустя несколько дней после бала Мурза как-то вышел из Народного дома, поправил дорогой шалевый воротник из меха выдры, красиво лежавший на плечах и груди, приосанился, сжал в ладони набалдашник тросточки и, сказав себе: «Превосходный вечерок… не грех прогуляться!» — зашагал по тротуару, элегантно помахивая тростью, четко, как офицер на параде, постукивая каблуками. Белые гамаши поблескивали в свете уличных фонарей и магазинных витрин.
Спокойно, тихо и морозно. Над крышами в темном просторе мелькают крохотные звезды. Изредка на перекрестках ударит в лицо ледяная струйка ветра, швырнет принесенную откуда-то пригоршню снега. Мурза тряхнет головой и, улыбаясь, марширует еще веселее.