Карфаген должен быть разрушен

Блоссий грустно покачал головой.

– Девочка, которой мы спасли жизнь, – знатная римлянка. Она полюбила Андриска, а Андриск, как все истинно влюбленные, не раскрывает своих чувств. Но однажды я увидел, как он любуется Элией, и мне стало страшно.

– Дорогу в твой дом мне указала судьба, – сказал Полибий. – Представляю, как будет счастлив Исомах! Привело же меня к тебе желание отыскать очевидцев взятия Капуи Ганнибалом.

– Очевидцев? – переспросил Блоссий, переводя взгляд на стену.

Проследив за ним, Полибий увидел на стене деревянную доску с портретом человека средних лет, в тоге.

– Вот он, очевидец, лучший из всех, кто рассказал о Ганнибале в Кампании и Ливии.

– Кто этот римлянин? – спросил Полибий.

– Италиец! – подчеркнуто поправил Блоссий. – Вечная ошибка твоих соотечественников, связывающих тогу только с Римом и римлянами. Между тем первыми в Италии ее стали носить этруски, а за ними мы – кампанцы. Перед тобою Гней Невий.

– Я читал его поэму о первой войне Рима с пунами, – сказал Полибий. – Как ни странно, до меня ее читал македонский царь Персей. Поэма Невия попала в Рим вместе с библиотекой несчастного Персея.

Блоссий достал с полки футляр и с благоговением вынул из него свиток.

Мели, мели, мельница

Голос Полибия был слышен уже в вестибуле. «С кем он разговаривает так громко?» – подумал Публий и остановился. Стало явственно слышно:

Мели, мели, мельница, ведь и Питтак молол
Властитель Митилены Великой.

Учитель декламировал. Точнее, пел. Раньше этого за ним не наблюдалось.

– Кажется, у тебя хорошие новости! – спросил Публий, вступая в таблин. – Письмо из дома?

Полибий пожал плечами.

– Из Ахайи, как всегда, нет вестей, ни хороших, ни дурных. Но вот послание из Уттики! Полюбуйся!

Он протянул юноше свиток. Публий быстро его развернул.

– Но это стихи, латинские стихи, кажется, превосходные. Кто этот римский поэт, если не ошибаюсь, поклонник Ганнибала?

– Италийский, – поправил Полибий с той же интонацией, как это произнес в Кумах Блоссий. – И не каждый, кто пишет о Ганнибале, его поклонник. Ведь и я пишу о великом карфагенянине, хотя считаю себя поклонником Сципиона Африканского. Но не буду тебя мучить загадками. Это стихи Гнея Невия. Поэма написана в Уттике, где Невий находился в изгнании. С тех пор, как я владею этим сокровищем, я – счастливейший из смертных. Даже стал петь.

– Это я слышал! – вставил Публий.

– С помощью Невия я открыл для себя истину, понял, почему герои моей истории напоминают чучел. Ведь на войне не только сражаются, побеждают и терпят поражения. На войне еще и любят! Чем была история Троянской войны без Гекубы, Андромахи, Кассандры, наконец без Елены?

Схватив со стола свиток, Полибий поднял его над головой.

– Теперь в этом доме, Публий, поселилась тень Софонибы. Я с ней беседую по ночам, чтобы узнать то, о чем умолчали ученые сухари. А если прибавить еще Клио, то…

– Я вижу, у тебя маленький гарем теней, – улыбнулся Публий, – и, кажется, ты можешь не вступать в брак.

– Оставь свои намеки, мальчик, – проговорил Полибий дрогнувшим голосом. – Мне ли теперь думать о женитьбе, когда пошла моя история. Нет, не пошла – полилась, запела. А вместе с нею пою и я! «Мели, мели, мельница…»

– Мели, мели, – одобрительно проговорил Публий. – Я не буду тебя спрашивать, кто эта матрона с таким странным именем. Надеюсь познакомиться с ней в твоей истории. Я рад, что работа движется. Но и ты порадуйся за меня и вместе со мной!

– Новое назначение? – спросил Полибий.

– Не угадал! На этот раз свадьба! Жду тебя утром у дома Корнелии. Не опаздывай.

«Семпрония! – мелькнуло в мыслях Полибия. – Эта девочка! Да, время быстротечно. Значит, эти два римских рода соединились еще раз. Пока я занимаюсь прошлым, Клио вовлекает в свой магический круг новых персонажей. Тиберий и Гай – еще мальчики, а Семпрония становится матроной. У Корнелии одной заботой меньше. Может быть, теперь…»

– Скажи, Публий, – произнес Полибий, нахмурив лоб, – у вас тоже приносят жертвы Гименею?

– У нас нет Гименея, – отозвался юноша. – У нас лары[59]. Кстати, прихвати с собой побольше орехов.

– Обязательно, – проговорил Полибий таким тоном, словно ему было известно, что делают римляне на свадьбе с орехами. И снова запел:

Мели, мели, мельница!

Обернувшись к Публию, он шлепнул себя по лбу.

– Теперь я понял, почему мне не дают покоя эти строки. В поэме Невия есть приписка: «Мы не рабы, привязанные к мельничному колесу судьбы. Мы свободны, как ветер».

Встреча в пути