Карфаген должен быть разрушен

«Полибий, радуйся!

Тебя приветствует царь Пергама Аттал Филадельф! Ознакомившись с тем, что ты написал о моем покойном брате Эвмене, я шлю тебе благодарность за твою правдивую историю. Как благородно ты пишешь: “Царь Эвмен не уступал никому из царей своего времени, а в делах достойных и достославных превосходил их величием и блеском”. А как прекрасно ты показал несправедливость выдвинутых против моего брата обвинений со стороны сената, не остановившись перед порицанием римского посла, несмотря на то, что Сульпиций Гал, как известно, – твой друг. Ты поистине доказал этим, что и на практике придерживаешься того, с чем справедливо связываешь честность настоящего историка, ибо, как пишешь ты в первой книге своей “Истории”, в частной жизни человек обязан любить своих друзей и разделять их ненависть и любовь к врагам их и друзьям. Необходимо забыть об этом и нередко превозносить и украшать своих врагов величайшими похвалами, когда поведение их того заслуживает, порицать и беспощадно осуждать ближайших друзей своих, когда требуют того их ошибки. У нас в библиотеке твоя история публично зачитывается при большом стечении слушателей. Нам не хватает лишь твоего бюста, который будет поставлен рядом с бюстами Геродота, Фукидида, Ксенофонта и Эфора. Будет справедливо, если эти великие историки потеснятся, чтобы дать место тебе. Сейчас ищу скульптора, который достоин того, чтобы взяться за изваяние.

Аттал, сын Аттала, царь Пергама».

«Полибий, радуйся!

Тебе пишет этолиец Феодор, которого, помнишь, ты похвалил за искусное руководство хором. За это я тебя благодарю. Но когда ты дальше начинаешь укорять меня и других за то, что мы стали драться на подмостках, роняя этим достоинство эллинов, ты не прав и не справедлив. Видимо, ты сидел высоко и не расслышал, что нам сказал римлянин, посланный триумфатором Аницием. А он нам сказал, что, если мы не будем драться друг с другом, нас высекут розгами. Интересно, как бы ты поступил на нашем месте?

Будь здоров. Феодор».