Читаем Карфаген должен быть разрушен полностью

— Выступившие ораторы отклонились от обсуждаемого вопроса. Пока речь идет не о разрушении или сохранении Карфагена, а о нарушении пунами договора, согласно которому они не могут вести внешних войн. Нам известно, что карфагенский полководец Гасдрубал выступил против нумидийцев и нанес им поражение. Как отнестись к этому? Не обратить внимания или покарать пунов? Ставлю на голосование. Кто за первое предложение — влево, кто за второе — вправо.

Курия заполнилась шарканьем ног и шелестом одежд. Через мгновение стало ясно, что смоква, привезенная Катоном, оказалась более весомым аргументом — сторонники мира остались в меньшинстве.

— У нас еще один вопрос, — начал консул, когда сенаторы вернулись к своим местам, — о судьбе задерживаемых ахейцев.

— Какой это вопрос! — выкрикнул с места Катон. — Пусть убираются! Есть ли разница в том, кто похоронит ахейских старцев — наши или их могильщики?!

В курии повисла тишина. Большинство сенаторов были явно смущены цинизмом Катона. Уместно ли человеку, чей возраст перевалил за восемьдесят, вспоминать о могильщиках? Да и что заставило Катона так резко изменить позицию? Ведь все эти годы он выступал против отмены решения сената об удержании ахейцев в Италии?

— Итак, — невозмутимо произнес консул. — Имеется лишь одно мнение: ахейцев следует отпустить. Есть ли другие суждения?

Поднялся Сульпиций Гал:

— Разреши сказать. Ахейцев надо не просто отпустить, а нашим постановлением вернуть им те должности, которые они занимали до изгнания. Например, Полибий, сын Ликорты, ныне историк, был до изгнания гиппархом. Справедливо ему и вернуться к этой должности.

— Вот что, — произнес Катон со злостью, — пусть твой Полибий запомнит урок Одиссея. Когда тот под пузом барана выбрался из пещеры Циклопа, он не стал возвращаться туда за потерянным поясом.

— Итак, — заключил консул, — имеется два предложения: отпустить и отпустить с восстановлением в должностях. Кто за первое — влево, кто за второе — вправо.

И на этот раз победу одержал Катон.

<p>Семья Меммия</p>

Известие о наборе двух легионов для отправки в Африку дошло до небольшого селения в области фалисков на третий день. Деревня растянулась по берегу Тибра. Окрестные поля принадлежали римскому всаднику Титу Рупилию, которого сельчане помнили еще носившим набеленную тогу[90]. Занявшись откупами на постройку дорог, Рупилий разбогател и приобрел усадьбу вместе с окрестными полями у жившего не по доходам римского нобиля. Со времени покупки Рупилий еще больше расширил свои владения за счет задолжавших ему сельчан. Землю Рупилия обрабатывали многочисленные рабы, но он, по совету Катона, «Земледелие» которого стало в доме настольной книгой, использовал на жатве, сборе оливок и других сезонных работах также мелких колонов[91], которых не могли прокормить их жалкие участки.

В хижине Квинта Меммия сегодня царило необычное оживление: глава семьи отправлялся в Рим, чтобы стать легионером. Меммий давно понял, что сколько ни поливай потом два югера, из долгов не вылезешь. А семья росла. Вслед за первенцем Авлом на свет явилась Меммия, а в прошлом году близнецы — Луций и Марк.

— Тебе везет на сыновей! — говорили Квинту соседи.

— Везет, — соглашался Квинт. — У моего отца я тоже был пятым. Только не знаю, доживу ли я до той поры, когда буду иметь столько земли, чтобы спокойно работать на ней с сыновьями.

Иметь нормальный участок было мечтой каждого жителя деревни. Но только одному из них — Гаю Постумию удалось приобрести сто югеров.

Гай Постумий привез с Македонской войны мешочек с золотыми. На вопрос Меммия: «Как ты разбогател?» — Постумий ответил со снисходительной улыбкой человека, умудренного житейским опытом:

— Наш полководец Эмилий Павел — да будут к нему милостивы маны — думал об обогащении казны, а не воинов. Но я не растерялся, потряс одного грекула, как яблоню. Только в мой шлем падали золотые.

После войны с Персеем почти двадцать лет Рим не вел крупных войн, и у Меммия не было возможности пойти по пути Постумия. Но как только он узнал о наборе легионов для отправки в Африку, заявил своей Огульнии:

— Ну, жена, собирай меня в дорогу. Марс зовет!

— На кого ты нас оставляешь! — закричала женщина. — Разве я справлюсь с хозяйством и детьми. Да и на войне всякое случается.

— Да разве это война! — сказал Меммий. — Пуны теперь слабы и трусливы, как овцы. И, говорят, стали еще богаче. Если бы в Испанию или куда еще отправляться, я бы подумал. Только круглый осел от такого счастья может отказаться!

Скрепя сердце Огульния открыла деревянный сундук, бывший вместе с парой мулов ее приданым, и, порывшись, достала несколько денариев, отложенных для уплаты долга. Теперь они пойдут на покупку оружия. Впрочем, кожаный шлем и круглый щит Квинт уже приобрел у Постумия, который также собирался в поход, но был достаточно богат, чтобы купить себе новый шлем и панцирь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Внеклассное чтение

Самые веселые завийральные истории
Самые веселые завийральные истории

Юрий Борисович Вийра — известный детский писатель. Его рассказы регулярно выходили на страницах лучших журналов для детей, а самого писателя называли «столичным Андерсеном».Эта книга — наиболее полное собрание произведений автора. Сюда вошли циклы: «Завийральные истории», «Балкон», «Беседки», главные герои — любознательная девчушка и ее папа, скучно с которым никогда не бывает; также «Сказки народов мийра», удивительно лиричный цикл «Белый ежик у Белого моря». Объединяет их тонкий, живой, по-детски непосредственный юмор, непревзойденная игра слов, яркие и увлекающие сюжеты.Книга будет интересна читателям младшего и среднего школьного возраста. Не оставит равнодушными и взрослых, с которыми писатель щедро делится витамином «Щ» — «щастья».

Юрий Борисович Вийра

Проза для детей / Детская проза / Книги Для Детей

Похожие книги

Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза