Читаем Карфаген смеется полностью

– Счастлив приветствовать такого выдающегося гостя в нашей столице, – произнес мистер Роффи.

Мне следовало называть их Чарли и Диком. Я сказал, что также очень рад нашей встрече и буду польщен, если они станут называть меня Максом. Они заулыбались, рассмеялись и потрепали меня по руке, заявив, что они оба люди открытые и не любят формальностей. Они рады, что их грубые нравы мне подходят. Это самоуничижение, как я понял, отличало в Америке людей по-настоящему благородного происхождения. Чарли Роффи был высокого роста, большой мягкий живот едва не разрывал пуговицы на его жилете. Он дышал тяжело, как многие толстые мужчины, и красноту его лица лишь подчеркивали синевато-серые глаза, копна песочного цвета волос, начавших редеть, и седеющие усы. Он слышал, что моя мать англичанка. Его предки из Йоркшира. Бывал ли я в Йоркшире? Я сказал, что редко бывал на севере, только в раннем детстве. Это, очевидно, удовлетворило Джимми Рембрандта, который поглядел на Люциуса Мортимера с видом учителя, наблюдающего за успехами любимого ученика. Дик Гилпин оказался чуть старше, с суровым лицом военного, которое могло бы быть у викторианского генерала, с густыми белыми моржовыми усами и довольно длинными белоснежными волосами. С виду он представлялся выдающимся государственным деятелем. Он внимательно посмотрел на меня и шутливо заметил, что его собственные предки были несколько более сдержанны, когда говорили о своем происхождении. Он полагал, что некоторые из них воровали рогатый скот в Кенте. Вполне возможно, мои предки повесили кого-то из его предков. Это была еще одна особенность американских аристократов – они часто рассуждали о невероятных совпадениях в некоем неясном прошлом. Меня подобные заявления слегка смутили. Позже я встречал мужчин, рассказывавших романтические истории о своем индейском происхождении, при этом их деды, которые были первопоселенцами, весело описывали, как перерезали почти всех аборигенов. Кроме того, я дивился тонкому юмору, изысканности и вежливости этих двух южных дипломатов. В России американцев всегда считали грубыми, наивными людьми, одетыми в оленьи шкуры или вульгарные клетчатые костюмы, поедающими сырое мясо буйвола, громко требующими у официантов пирога. А эти американцы называли меня уважаемым сэром и с некоторым сожалением обсуждали ухудшение меню в «Дельмонико»[190].

Эти два очаровательных джентльмена сразу завоевали мое расположение. Они открыли мне мир, о котором я не мог и мечтать, продемонстрировали истинно южную элегантность и силу. На время это компенсировало мне утрату Эсме. Чарли Роффи сказал, что они с Диком из Мемфиса. Их деньги вложены в хлопок – отрасль сейчас быстро развивается. Однако они предвидели скорое снижение оборотов. Мемфису нужны новые деньги. Это означало, что Мемфису необходима промышленность, Река всегда способствовала торговле хлопком. Возможно, она поможет и некоторым другим предприятиям, но он и его партнер склонялись к более высоким скоростям. С самого начата войны он верил: будущее принадлежит авиации. Дик Гилпин с энтузиазмом согласился. Оба джентльмена опасались, что если не удастся как можно скорее привлечь инвестиции для развития южной авиационной промышленности, то Север, как они выразились, еще раз разобьет их в пух и прах, на сей раз в области коммерческих воздушных перевозок. Югу необходима авиационная промышленность, с собственными марками машин, собственными аэродромами, собственным управлением. Сотни летчиков, вернувшихся из Европы, были южанами. Так что опытных сотрудников легко отыскать. Он знает многих политических деятелей, близких к правительству Хардинга, они разделяют эти взгляды и могут помочь в получении правительственных контрактов.

– Прежде всего мы должны придумать, Макс, самый лучший самолет, а также несколько убедительных проектов аэродрома. Тогда мы обсудим перечень услуг, которые будем оказывать. Самое главное – машины должны строиться в Теннесси. Только солидное производство обеспечит нам успех. Пусть нас перестанут считать фермерами. Мы вложим в заводы прибыль, пока она у нас еще есть. Деньги – это не вклады и акции, это – кирпичи и известковый раствор. Мы надеемся, что вы поможете нам осуществить эту мечту, сэр.

Меня обрадовала его прямота. Я сказал, что уже имею некоторый опыт в организации фабрик за границей и, конечно, располагаю самыми передовыми проектами самолетов различных видов, и легче воздуха, и тяжелее воздуха.

– Мы должны убедить в этом правительственные департаменты, вы же понимаете, – заметил Дик Гилпин. – Хорош с виду – хорош на деле, как говорится. В этом городе у нас много конкурентов, это вам тоже должно быть ясно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Полковник Пьят

Византия сражается
Византия сражается

Знакомьтесь – Максим Артурович Пятницкий, также известный как «Пьят». Повстанец-царист, разбойник-нацист, мошенник, объявленный в розыск на всех континентах и реакционный контрразведчик – мрачный и опасный антигерой самой противоречивой работы Майкла Муркока. Роман – первый в «Квартете "Пяти"» – был впервые опубликован в 1981 году под аплодисменты критиков, а затем оказался предан забвению и оставался недоступным в Штатах на протяжении 30 лет. «Византия жива» – книга «не для всех», история кокаинового наркомана, одержимого сексом и антисемитизмом, и его путешествия из Ленинграда в Лондон, на протяжении которого на сцену выходит множество подлецов и героев, в том числе Троцкий и Махно. Карьера главного героя в точности отражает сползание человечества в XX веке в фашизм и мировую войну.Это Муркок в своем обличающем, богоборческом великолепии: мощный, стремительный обзор событий последнего века на основе дневников самого гнусного преступника современной литературы. Настоящее издание романа дано в авторской редакции и содержит ранее запрещенные эпизоды и сцены.

Майкл Джон Муркок , Майкл Муркок

Приключения / Биографии и Мемуары / Исторические приключения
Иерусалим правит
Иерусалим правит

В третьем романе полковник Пьят мечтает и планирует свой путь из Нью-Йорка в Голливуд, из Каира в Марракеш, от культового успеха до нижних пределов сексуальной деградации, проживая ошибки и разочарования жизни, проходя через худшие кошмары столетия. В этом романе Муркок из жизни Пьята сделал эпическое и комичное приключение. Непрерывность его снов и развратных фантазий, его стремление укрыться от реальности — все это приводит лишь к тому, что он бежит от кризиса к кризису, и каждая его увертка становится лишь звеном в цепи обмана и предательства. Но, проходя через самообман, через свои деформированные видения, этот полностью ненадежный рассказчик становится линзой, сквозь которую самый дикий фарс и леденящие кровь ужасы обращаются в нелегкую правду жизни.

Майкл Муркок

Исторические приключения

Похожие книги