Карфаген

Диодор (V, 35, 4), сведения которого восходят к Тимею, писал: «Так как местные жители не знали его (серебра. — И. Ш.) применения, финикияне, занимавшиеся торговлей и узнавшие о том, что произошло[104], покупали серебро за какую-нибудь небольшую плату другими товарами. Поэтому-то, доставляя <серебро> в Грецию, Азию и ко всем другим народам, финикияне приобретали большие богатства». Хотя некоторые детали рассказа Диодора носят явно легендарный характер, тем не менее его сообщение, несомненно, отражает действительность. События, о которых идет речь, датируются временем задолго до основания колоний. Таким образом, начало финикийской торговли в Испании можно было бы отнести к середине или второй половине II тысячелетия до н. э., во всяком случае задолго до рубежа II и I тысячелетий. То обстоятельство, что население Испании не было знакомо с использованием серебра, показывает, насколько был низок уровень его социально-экономического развития ко времени появления на полуострове финикиян. Деньги как средство обращения здесь еще отсутствовали. Варварство народа-производителя было важным условием ведения финикиянами выгодной посреднической торговли[105]. Но финикийская торговля в свою очередь способствовала быстрому разложению остатков первобытнообщинного строя в этом районе Средиземноморского бассейна. Возможно, находки эгейских материалов на Пиренейском полуострове также указывают на посредническую деятельность финикийских торговцев в этом районе. Наконец, очень интересны сведения Диодора о финикийском импорте в Испанию. Они дополняются рассказом другого источника (Ps.-Arist., De mir. aus., 135), восходящего, вероятно, к той же традиции, что и Диодор. В этом рассказе отмечается, что финикияне вывозили в неимоверно больших количествах серебро из Тартесса, получая его в обмен на масло и другие мелкие товары морской торговли (eλαινον και άλλον ναυτικόν ρώπον).

Таким образом, были все предпосылки для создания финикийских торговых факторий на подступах к этим запасам сырья. Однако первая колония финикиян-тирийцев (ср.: Plin., Nat. hist., XIX, 63) была основана на африканском побережье Атлантического океана за Гибралтаром. Согласно Периплу, приписываемому Ски-лаку (Per. Ps.-Scyl., 112), город был расположен на правом берегу реки Ликс (совр. Луккус). Как показало археологическое обследование местности, основным центром финикийского поселения был холм Чеммиш неподалеку от современного населенного пункта эль-Араиш. Здесь обнаружены остатки финикийской городской стены, выложенной из массивных блоков. Храм Мелькарта — Геракла, как полагают, был расположен на острове, находившемся в эстуарии[106]. Согласно Периплу Псевдо-Скилака, на другом берегу реки Ликс находилось ливийское поселение. Не имея достаточных археологических данных, трудно решить, какое из этих двух поселений возникло раньше. Можно предполагать, что финикийская торговая база служила притягательным центром для ливийцев, равно как возможность вступить в непосредственный контакт с коренным населением могла оказаться очень соблазнительной для финикиян. Надо полагать, что оба поселения, ливийское и финикийское, были административно самостоятельными (в противном случае автор Перипла не упомянул бы их порознь) и что на ранней стадии колонизационного движения финикияне стремились избежать смешения с коренным населением. Точное название созданной финикиянами колонии неизвестно[107], общепринятое название — Ликс.

Основание Ликса, несомненно, имело целью обеспечить плацдарм для овладения пиренейскими рынками драгоценных металлов. Однако, находясь в относительной близости от Тартесса — по сообщению Страбона (XVII, 3, 2), «на расстоянии восьмисот стадий», — Лике тем не менее был расположен в стороне от испанских рудников и от важнейших морских торговых путей, ведущих в Британию. Он никогда не играл сколько-нибудь заметной роли в экономической и политической жизни Средиземноморья. Именно по этой причине финикияне предприняли новые попытки основать колонии непосредственно на южном побережье Пиренейского полуострова.

У Страбона (III, 5) сохранилось предание о трех попытках финикиян колонизовать район Гибралтарского пролива. Эти сведения, по указанию самого Страбона, восходят к известному в древности географическому труду Посейдония, который в свою очередь ссылался на гадитанскую традицию (Strabo, III, 5, 5). Посейдоний, а вслед за ним и Страбон выражали сомнения в достоверности гадитанского предания, которое характеризуется как «ложь финикийская», однако нам такая оценка представляется неосновательной. В гадесском предании могло найти отражение воспоминание о тех многократных разведочных экспедициях, а также о попытках организации колоний, которые, несомненно, предшествовали основанию Гадеса.