Сицилийские финикияне не препятствовали закреплению греков в восточной Сицилии, видимо, не будучи сколько-нибудь серьезно заинтересованными в этом районе. Более того, находка в древнейшем некрополе Мотии протокоринфских ваз[233]
свидетельствует, что в первой половине VII в.[234] между сицилийскими финикиянами и греками существовал определенный торговый контакт. Однако во второй половине VII в. в Мотии происходят два одинаковых по важности события: на месте старинных захоронений воздвигается крепостная стена, очевидно, для защиты города от возможного нападения извне, а некрополь переносится в Бирджи, непосредственно на территорию Сицилии, что вызвано было, вероятно, расширением города, увеличением численности его населения. Оба события должны быть поставлены в связь с теми явлениями, о которых сообщает Фукидид (VI, 2, 6): «Когда же многочисленные эллины начали совершать морские походы, оставив большую часть острова, <финикияне> стали жить, объединив (ξυνοικίσαντες) Мотию, Солунт и Панорм, поблизости от элимов, доверяя союзу с элимами, а также потому, что оттуда Карфаген имел кратчайший морской путь в Сицилию». В этом месте, восходящем, как показал О. Бем, к «Сицилийской истории» Антиоха Сиракузского (ср. также: Pans., X, 11, 3 —со ссылкой на Антиоха)[235], ясно прослеживаются три момента. Употребленное Фукидидом слово ξυνοικίσαντες определенно показывает, что бывшие прежде независимыми колонии финикиян теперь объединились в один государственный организм[236]. Во главе этого объединения, возможно, стояла Мотия. Косвенным указанием на это могут служить укрепление и расширение города. Новое государство, судя по этим же событиям в жизни Мотии, возникло во второй половине VII в. Его создание, очевидно, было вызвано основанием Гимеры и Селинунта, в чем сицилийские финикияне могли усмотреть угрозу своему положению в западной Сицилии и на путях из Передней Азии в Испанию. Сицилийское государство финикиян заключило военный союз (ξυμμαχία) с элимами, имевший, очевидно, явную антигреческую направленность. Наконец, сицилийские финикияне рассчитывали на помощь расположенного неподалеку Карфагена. Однако Фукидид, обычно очень точный, ничего не сообщает о союзе сицилийских финикиян с Карфагеном. Отсюда можно сделать вывод, что сицилийско-финикийское государство было самостоятельным и в какой-либо зависимости от Карфагена тогда не находилось.Можно думать, что создание нового финикийского государства в западной Сицилии приостановило продвижение греков в этот район. Во всяком случае источники ничего не сообщают о каких-либо попытках греков обосноваться в западной Сицилии во второй половине VII в.[237]
Хуже всего мы осведомлены о ранней истории финикиян в Северной Африке. Судя по рассказу Юстина, можно предполагать, что уже в момент основания Карфагена возник тесный союз между этим последним и Утикой. Юстин, в частности, сообщает, что «послы жителей Утики также доставили <основателям Карфагена> дары, как родственникам по крови, и уговаривали <их> основать свой город там, где будет указано место жребием» (XVIII, 5, 12). В источниках, однако, не указываются причины этого гостеприимства, которые, по-видимому, следует искать в положении Утики в конце IX в. Обращает на себя внимание, что Саллюстий (Bell, Iugurth., XIX, 1), перечисляя наиболее значительные колонии, основанные финикиянами в Северной Африке до конца IX в., не упоминает Утику. Думается, что такое умолчание не случайно. Оно может свидетельствовать о сравнительно незначительной роли, которую Утика, оттесненная более мощными соперниками, играла в жизни указанного района. Немалую роль в ухудшении ее положения должно было сыграть поражение при столкновении с метрополией. Утика могла рассчитывать с помощью Карфагена улучшить свое положение, тем более что его основатели также находились в резко враждебных отношениях с метрополией.
Возможно, существовал тесный союз Большого Лептиса, Эи и Сабраты[238]
— финикийских колоний, находившихся на берегу залива Большой Сирт. Создание этого союза могло быть вызвано появлением в Кирене во второй половине VII в. греческих колонистов[239], что, несомненно, представляло прямую угрозу существованию и благосостоянию финикийских колоний, находившихся неподалеку.