Карибская тайна. Немезида

— И что же вам понятно, мисс Марпл?

— Ну, я думаю, что вы говорите о сыне мистера Рэфьела.

— Вы совершенно правы. Я имею в виду сына мистера Рэфьела. Что вам известно о нем?

— Собственно, ничего, — ответила мисс Марпл. — Просто я услышала, и притом только вчера, что у мистера Рэфьела был неудовлетворительный сын, если говорить мягко, а по сути дела преступник. Сын с криминальным прошлым. Я знаю о нем очень немногое. Он был единственным сыном мистера Рэфьела?

— Да, других сыновей у него не было. Однако у мистера Рэфьела были еще две дочери. Одна из них умерла четырнадцати лет от роду, старшая благополучно вышла замуж, однако детей у нее не было.

— Как печально для него...

— Возможно, — сказал профессор Уэнстед. — Но как знать... Жена его умерла молодой, и, возможно, ее смерть стала для него источником постоянной печали, хотя он и старался не проявлять ее. Насколько мистер Рэфьел заботился о своем сыне и дочерях, просто не представляю. Он обеспечивал их Он предоставлял им все самое лучшее, однако о чувствах его судить трудно. Он был закрытым для мира человеком. Я думаю, что все интересы его жизни заключались в его профессии... он делал деньги. И его, как и всех великих финансистов, интересовал только этот процесс, а не сами деньги, которые он получал таким образом. Можно сказать, как евангельский верный раб, который зарабатывал деньги интересными и разнообразными способами. Он наслаждался финансами. Он любил финансы. И не думал ни о чем другом. Думаю, что для своего сына мистер Рэфьел делал буквально все возможное. Он вызволял его из неприятностей в школе, он нанимал хороших адвокатов, чтобы там, где было возможно, избавить его от суда, однако пришел и последний удар, которому, возможно, предшествовали некоторые события. Парня отдали под суд за покушение на молодую девушку. Приговор был вынесен за покушение на изнасилование, и он получил срок, несколько смягченный благодаря молодости. Однако потом против него было выдвинуто второе и куда более серьезное обвинение.

— Он убил девушку, — проговорила мисс Марпл. — Правильно? Так мне говорили.

— Он выманил девушку из дома. Тело нашли отнюдь не сразу. Ее задушили, после чего лицо и голову размозжили тяжелыми камнями — должно быть, чтобы воспрепятствовать опознанию.

— Некрасивое дело, — объявила мисс Марпл самым подобающим старой леди тоном.

Профессор Уэнстед пристально посмотрел на нее.

— Таково ваше определение?

— Так я сейчас воспринимаю данное преступление, — проговорила мисс Марпл. — Мне не нравятся поступки такого рода. И никогда не нравились. Если вы думаете, что я должна ощущать симпатию, сожаление, винить несчастливое детство и дурное окружение... если вы ожидаете, что я буду проливать слезы над этим юным убийцей, — я такого желания не испытываю. Мне не нравятся злые люди, совершающие злые поступки.

— Восхищен вашими словами, — произнес профессор Уэнстед. — Если бы вы только знали, что только приходится претерпевать мне как профессионалу, внимая слезам и зубовному скрежету таких людей, возлагающих вину за свою судьбу на некое событие в прошлом, то едва ли поверили бы мне. Если бы люди представляли себе те скверные условия, в которых приходится обитать их собратьям, все отсутствие доброты, все трудности их жизни и то, что они, тем не менее, переживают их без ущерба, не думаю, чтобы они так часто занимали противоположную точку зрения. Неудачников можно жалеть — их даже нужно жалеть, если можно так выразиться. Ибо виноваты гены. С которыми они родились и над которыми не имеют власти. Аналогичным образом я жалею и эпилептиков. Если вам известно, что такое гены...

— В той или иной степени, — проговорила мисс Марпл. — В наши дни о генетике слышали все, хотя, конечно, я не вникаю в технические или химические подробности.