Карибская тайна. Отель Бертрам. Третья девушка. Ночная тьма

— Это лекарство от сенной лихорадки, — ответил я. — У Элли была аллергия. Утром она всегда принимала одну капсулу, перед тем как ехать верхом. Мы с Гретой начинили пару капсул средством от ос, которое разыскали в сарае, разъединили их, а потом снова соединили половинки так, что ничего не было заметно. Все это мы проделали в «Капризе». Ловко, правда? — И я захохотал. Странный был смех, я сам слышал. Больше похожий на хихиканье. — Вы ведь, когда приходили смотреть ее ногу, проверили все лекарства, которые она принимала, верно? — спросил я. — Снотворное, антиаллергическое… Ничего опасного, верно?

— Верно, — подтвердил доктор Шоу. — Все они были очень мягкого действия.

— Ловко мы все проделали, правда? — спросил я.

— Ловко, но не очень.

— И все же не понимаю, как вы догадались.

— Мы все поняли, когда произошел второй случай — смерть, которую вы не планировали.

— Клодия Хардкасл?

— Да. Она умерла точно так же, как Элли. Упала с лошади на охоте. Клодия никогда не жаловалась на здоровье, а тут она вдруг падает с лошади и умирает. Произошло это на глазах у многих, а поэтому ее почти сразу подняли — и сразу почувствовали запах цианида. Если бы она пролежала, как Элли, на открытом воздухе хотя бы часа два, запах бы улетучился и никаких улик не осталось. Не знаю, каким образом эта капсула попала в руки Клодии. Возможно, вы забыли ее в «Капризе». Клодия иногда заходила в «Каприз». Там обнаружены отпечатки ее пальцев, и там она обронила зажигалку.

— Проявили беспечность! Утомились… Ведь это совсем непросто — запихнуть в маленькую капсулу цианид.

А затем я спросил:

— Вы подозревали меня в смерти Элли, верно? Вы все? — оглядел я какие-то фигуры, которые видел словно в тумане. — Все до одного?

— Да, подозревали. Но не были уверены, сумеем ли доказать.

— Вам бы следовало меня предупредить, — упрекнул его я.

— Я не полицейский, — ответил доктор Шоу.

— А кто же вы?

— Врач.

— Мне врач не нужен, — сказал я.

— Это еще неизвестно.

Тогда я посмотрел на Филпота и сказал:

— А вы что здесь делаете? Пришли меня судить, председательствовать на моем процессе?

— Я всего лишь мировой судья[332],— отозвался он. — А сюда пришел как друг.

— Как мой друг? — удивился я.

— Как друг Элли, — ответил он.

Я ничего не понимал. Я вообще ничего не соображал, но казался себе весьма важной персоной. Вокруг меня метались люди. Полиция и врачи. Шоу и сам Филпот, такой почтенный и занятой человек. Вся процедура допроса была настолько сложной, что я вконец запутался. Я очень устал. Последнее время я стал ни с того ни с сего уставать и сразу засыпал…

А люди все приходили и уходили. Самые разные люди: адвокаты, поверенные в делах, еще какой-то юрист и врачи. Несколько врачей. Они меня раздражали своими вопросами, я не хотел им отвечать.

Один из них настойчиво спрашивал меня, хочу ли я чего-нибудь. Я сказал, что хочу. Мне нужно только одно, сказал я: шариковая ручка и побольше бумаги. Я хотел написать, как все произошло, как все случилось. Я хотел объяснить, что я чувствовал, о чем думал. Чем больше я думал о себе, тем больше мне казалось, что это будет интересно всем. Потому что я человек незаурядный. Я по-настоящему яркая личность, совершившая очень дерзкие, недоступные бездарям поступки.

Врачи — или кто-то один из них, — по-видимому, пришли к выводу, что это неплохая мысль.

— Вы ведь всегда даете людям возможность сделать заявление? Верно? — сказал я им. — Так почему бы мне не изложить свое заявление в письменной форме? И в один прекрасный день все сумеют его прочесть.

Они предоставили мне такую возможность. Но подолгу я писать не мог. Я быстро уставал. Однажды я услышал, как кто-то произнес — «заниженное чувство ответственности», если я ничего не путаю, как кто-то другой с ним не согласится. Многое можно было услышать. Иногда они забывают, что их слушают. Потом мне пришлось появиться в суде, и я потребовал, чтобы мне принесли мой лучший костюм, потому что хотел произвести хорошее впечатление. Оказалось, за мной уже давно следили. Те новые слуги. По-моему, их нанял и велел следить за мной Липпинкот. Они узнали многое обо мне и Грете. Смешно, но после ее смерти я почему-то о ней почти забыл… После того как я убил ее, она перестала меня интересовать.

Я пытался вернуть себе то необыкновенное ощущение одержанной победы, которое испытывал, когда задушил ее. Но почему-то никак не удавалось…

Однажды совершенно неожиданно ко мне привели мою мать. Она стояла в дверях и смотрела на меня. Вид у нее был не такой тревожный, как обычно. Скорее — грустный. Нам нечего было сказать друг другу.

— Я старалась, Майк, — только и сказала она, — изо всех сил старалась оградить тебя от беды. Но ничего не получилось. Я всегда боялась, что не получится.

— Ладно, мама, не стоит себя казнить. Ты ни в чем не виновата. Я выбрал тот путь, какой хотел.