Карибские сокровища

Дома стояли попарно, разделенные промежутками, и мы более или менее наугад въехали в один из таких промежутков. Он не вел на задний, принадлежащий кому-то двор, а переходил в дорогу на горном откосе. С одной стороны стояла отвесная стена, с другой – такая же стена обрывалась в пропасть. Высота стены наверху и глубина пропасти внизу были скрыты ночной тьмой. Ровный карниз дороги порос зеленой травкой.

Примерно через час, непрерывно взбираясь вверх, мы обогнули уступ и нам в лицо подул ветерок, который мне никогда не забыть. Мы остановились и вышли из машин. Нет, век чудес еще не совсем миновал. Нас окружала абсолютная тишина: ни щебета птиц, ни стрекота сверчка – мы слышали только тихое, как вздохи, дуновение. Воздух был густо напоен ароматами и полон прохладной свежести, как с ледника. Мы стояли на упругом ковре сосновой хвои, благоговейно созерцая колоссальные стволы, окружавшие нас. Простояв несколько минут с раскрытыми ртами и глазами, мы полезли опять в машины и снова двинулись в гору.

Мы разбили лагерь в небольшой долине на холмистом плато в восьми тысячах футов над уровнем моря, которое густо поросло великолепным сосновым лесом. В Швейцарии, Канаде или Шотландии под кружевной сенью сосновой хвои можно было бы увидеть куманику, папоротник, лесную землянику; в тропической Вест-Индии этого ожидать не приходится. Воздух был редкостный – даже шампанское такого отменного качества не часто встретишь. Он был чистый, холодный и абсолютно прозрачный. Днем ветер тихо дышал в вершинах сосен и пушистые облака пробегали как тени по солнцу, потерявшему способность опалять; ночами ветер все так же тихо вздыхал в кронах, а громадная никелированная луна скользила в величавом одиночестве среди бескрайней бездны.

Мы услышали птичку, которую так и не увидели: она без конца повторяла четыре ноты из чрезвычайно изысканной музыкальной пьесы Гершвина. А когда мы кончили окапывать палатки канавками на случай дождя, который нам вовсе не грозил, и заговорили о том, водятся ли на такой высоте хоть какие-нибудь животные, из чащи сосен к нам вышел Джеко, сложив руки, как для молитвы.

Джеко был чудесный маленький человечек. У него было две жены, прекрасно осведомленные друг о друге, прелестная маленькая лошадка (которая оказалась на самом деле мулом) и крохотный садик; притом он кое-как говорил по-английски, был бесконечно честен и добр и практически ни на что не пригоден. Он так до конца и не понял, чем мы занимаемся. Как-то я спросил его, для чего, по мнению местных деревенских жителей, мы собираем животных.

– Для продажи, – ответил он.

– То есть как? Что ты хочешь сказать, Джеко?

– Чтобы кушать, – последовал неожиданный ответ.

– А ты сам-то как считаешь? – спросил я.

– M'pas connais – ответил он. Этим «не знаю» и завершается большинство диалогов на Гаити.

И вот теперь, к нашему удивлению, он вышел из лесу, ухмыляясь во весь рот и неся в ладонях горсть земли. Когда нам наконец удалось уговорить его расстаться с добычей, оттуда выползло примитивное создание, которое любой мог бы спутать с гусеницей, если бы не учил на первом курсе биологию. Это было существо бесконечно драгоценное – перипатус. Думаю, название по вполне понятным причинам ничего не говорит неспециалисту.

Перипатус – своего рода недостающее звено между червями и многоножками. Его можно считать потомком некоего типа животного, появившегося в результате эволюции морских червеобразных, – таких и сейчас находят в песке на морском берегу, и они служат отличной наживкой, – которое покинуло море и стало жить на суше. Освоение суши морскими животными происходило в весьма отдаленном геологическом прошлом, когда не отложились еще первые слои ископаемых пород с останками животных. Подобная миграция характерна для всех животных и растений; в самых древних отложениях встречается ископаемое растеньице ритина (Rhytina) – не более чем водоросль, приспособившаяся к жизни на земле. Некоторые рыбообразные существа отважились выбраться на сушу в более позднее время и стали земноводными, амфибиями, – я уже говорил о том, с какими сложностями у них связано откладывание икры. Среди этих первопроходцев были и некие перипатусообразные, которые, обладая влажной мягкой кожей, рискнули жить в воздушной среде; постепенно они оделись в жесткий панцирь, сохраняющий влагу внутри, и стали похожи на сороконожку.

Замечательно, что существа этого типа сумели оставить потомков, чей род сохранился до наших дней; этим, должно быть, и объясняется то, что они крайне редки и встречаются в отдаленных друг от друга регионах планеты. Перипатусы обитают в более теплых районах Америки, притом, как ни странно, в горах и на высоких нагорьях, где очень сыро и достаточно прохладно. Встречаются они и в Южной Африке, и в Индии, и в Австралии, и в Новой Зеландии.