Карибские сокровища

Спустя еще две ночи мы опять бродили вокруг лагеря в надежде увидать свиней, когда на нас снизошло окончательное озарение. Мы находились высоко на склоне небольшой долины, дно которой хорошо просматривалось. Луна выглядывала временами сквозь пелену пушистых облаков, освещая на несколько секунд долину, затем ее снова поглощала тень. Мне показалось, что по дну долины что-то движется, и я обратил на это внимание Фреда. Мы присели на корточки и стали глядеть вниз между стволов сосен. Фред указал мне на несколько странных бледных силуэтов, их можно было принять за крупные обломки камней, и мы некоторое время ломали голову, стараясь угадать, что это такое, а потом решили, что Фред обойдет их стороной и поднимется вверх по долине, а я немного подожду наверху, а затем спущусь ему навстречу. Сказано – сделано.

После ухода Фреда ничего особенного не происходило, только три собаки, словно эльфы, откуда ни возьмись, возникли прямо передо мной и вновь исчезли. Я терпеливо ждал, напрягая зрение, но ничего не видел. Затем среди сосен справа от меня появился Фред, и без всякой прелюдии внизу раздался стук и грохот – все похожие на камни существа внизу ожили и понеслись, сопровождаемые словно игрушечным театральным громом. Они промчались вниз по долине, мелькая среди сосновых стволов, описали широкий круг и поскакали вверх по склону прямо на меня.

Я совершенно не мог себе представить, что это за звери – меня уверяли, что крупных животных на Антильских островах нет. Я струсил и одним прыжком взлетел на самый высокий карниз. И вполне своевременно. Я оказался в относительной безопасности, так как животные не догадывались о моем присутствии. Они летели вверх по склону со страшной скоростью, с храпом и фырканьем, обрушивая целую лавину камней. И тут мне сказочно повезло: когда они неслись мимо меня, луна вышла из-за облаков. Я окаменел с раскрытым ртом, увидев, что это – лошади!

Конечно, я англичанин, и, может быть, у меня на лице заметно традиционное глуповато-самодовольное выражение, но я далеко отстал от традиций и в лошадях разбираюсь слабее, чем положено истому англичанину. Это, конечно, серьезное и непростительное упущение с моей стороны, и я каюсь, что для меня всякие там щетки, холки и прочие термины, милые «лошаднику» и непонятные зоологу, – чистая китайская грамота. Я надеюсь, что знатоки извинят мое более чем очевидное невежество. Эти животные заслуживают подробного описания, но я уж буду придерживаться того словарного запаса, которым владею.

Все они были абсолютно одинаковые – розовато-палевые с серебристым блеском (кажется, эта масть называется буланой?), с темно-шоколадными ушами, гривами, хвостами и ногами до колен. Очень коренастые и гораздо крупнее тех лошадок, которых встречаешь по всему Гаити, они гордо несли точеные головки на круто согнутых шеях, как лошади, изображенные на древней греческой керамике. Они были до боли прекрасны и, бесспорно, неукротимы.

Судя по всему, они обогнули холм, все прибавляя скорость, и, в конце концов, проскакали прямо через наш лагерь, между кухней и палатками, забросали все вокруг комьями земли, напугали до полусмерти Альму, а Джеко, который спал, завернувшись в одеяло, у кухонного очага, с неимоверной скоростью ринулся в чащу леса. В дальнейшем мы выяснили, что в сосновых лесах водится много табунов этих животных, похожих друг на друга как две капли воды, и что стоит им увидеть домашних лошадей, как они бросаются на них с такой неистовой злобой, в какую трудно поверить, пока не увидишь все собственными глазами. Последнее мы узнали «из первых рук» – от американца, который знает о лошадях не меньше любого англичанина всех времен.