Карибский брак

Он понял. Розалия была рабыней, частью дядиного имущества. Дядя не упоминал об этом в переписке с французскими родственниками, потому что это было попрание элементарных человеческих прав. Рахиль пристально смотрела на него, и было понятно, что от его решения зависят их будущие отношения. А портить их он никак не хотел.

– Да, конечно, я подпишу это, – сказал он.

Он заметил, что вдова и Энрике обменялись довольным взглядом.

Фредерик отдал ей бумагу. Она не стала его благодарить, а продолжала рассматривать его еще более пристально, особенно пиджак. Можно было даже сказать, что она раздевает его взглядом.

– Это вы, очевидно, дали ему костюм моего кузена? – обратилась она притворно возмущенным тоном к Энрике.

– Ничего я ему не давал. Он сам присвоил его, хотя утверждает, что он не грабитель. – Энрике и Рахиль любили шутки и сейчас решили подшутить над Фредериком. – Будьте осторожнее с ним, а то он и у вас уведет что-нибудь без спроса.

Рахиль взглянула на племянника своего мужа, молодого человека из Франции, который был так неосмотрительно красив, видел во сне цифры, брал без спроса все, что ему надо, а сейчас был смущен выдвинутым против него обвинением, хотя и понимал, что они шутят.

– Что вы можете сказать в свою защиту? – спросила его Рахиль. – Вы действительно собираетесь украсть у меня что-нибудь? – Она спросила это просто в продолжение шутки, но вопрос приобрел совсем иной смысл, когда он поднял на нее глаза. Его взгляд словно прожег ее. Глаза его были какого-то неопределенного цвета – не то серые, не то зеленые. Цвета дождя, поняла она. Она думала, что дождь не имеет цвета, но она ошибалась.

– Я возьму только то, что вы сами предложите, – ответил он.

Рахиль подивилась его прямоте. Его ответ нисколько не покоробил ее, как мог бы покоробить другую женщину на ее месте. Напротив, ей становилось все интереснее.

Наконец-то что-то прибыло из Парижа и для нее.

Коммерческая ассоциация быстро выдала Фредерику лицензию, позволяющую ему владеть собственностью его дяди и стать полноправным членом общества. Он поселился в свободной комнате того же здания, где был магазин, под квартирой Рахиль и рядом с конторой, в которой работал. Предполагалось, что он приобретет собственное жилье, когда найдут подходящее помещение, однако он не торопил события. Он даже не пытался найти что-либо и не слушал советов людей, осведомленных о ситуации с меблированными комнатами и прочими сдающимися помещениями. Он говорил, что слишком занят делами, доставшимися ему от дяди, но правда была в том, что он не хотел переезжать. Единственное окно в комнате, которую он занимал, пропускало больше солнечного света, чем все окна его парижского дома, вместе взятые. Здесь каждый день был залит светом и приносил радость. Банановые певуны, жившие за окном, будили его своим щебетом. Но, независимо от погоды, каждую ночь ему снился дождь. Дождь был проливным, и, просыпаясь, он чувствовал то же, что может чувствовать едва не утонувший человек после спасения: воздух и свет снова врывались в его жизнь.

На неудобства он не обращал внимания. Роскошь была ему ни к чему. Во дворе за магазином была уборная, в комнате туалетный столик с умывальником. Брился он через день, волосы теперь постоянно связывал сзади кожаным шнурком. Он продал оба дома, что позволило уплатить все долги и оставить приличную сумму для вложения в дело. Рахиль ходила вместе с ним осматривать дома перед продажей. Сначала они отправились в дом Исаака. Их шаги по керамическим плиткам пола отдавались в душном воздухе гулким эхом. На пороге их с Исааком спальни она задержалась и протянула руки, словно в молитве. Стоявший рядом Фредерик почувствовал комок в горле.

– Ее здесь больше нет, – мрачно произнесла Рахиль, пристально вглядываясь в комнату.

– Ее? – переспросил Фредерик, думая, что ослышался. Она имела в виду, по всей видимости, его дядю Исаака.

– Ее призрака.

– Ах, призрака! – сказал он, чувствуя облегчение оттого, что она не скорбела о бывшем муже. – Значит, в доме водятся привидения?

– Вы не верите? – Рахиль развернула плечи, словно собралась драться. – Это была его первая жена, которую он любил всю жизнь.

– Он любил вас, – выпалил он непроизвольно.

– Почему вы так думаете?

– Потому что иначе он был бы глупцом, – ответил Фредерик, пожав плечами.

Они прошлись по пустой лоджии, опоясывавшей комнаты. Вся обстановка была продана и вывезена. Только детскую куклу забыли в углу.

– Вы же видели, как он вел дела, – мягко отозвалась Рахиль. Ей было не по себе в пустом доме, потерянном из-за роковых ошибок. – Может быть, он и был глупцом.

– Ну а я не глупец, – заявил он без обиняков.

Через террасу они вернулись к воротам, украшенным цаплями. Небо было опалового цвета. Рахиль заслонила рукой глаза от солнца, чтобы заглянуть в глаза Фредерику. Это было примерно то же самое, что попасть под дождь.