Карибский брак

Мадам ждала меня в столовой. Это была нарядная комната, наполненная разными старинными французскими изделиями: серебряными подсвечниками, тонким фарфором; на столе лежала кружевная дорожка. Стулья были обиты изумрудным французским бархатом с разрезным ворсом, ковры ручной работы были сотканы из бледно-золотистой шерсти. Шелковые портьеры на окнах приглушали дневной свет; отражаясь от пола, он приобретал красный оттенок.

– Ага, – сказала мадам Галеви. – Я так и думала, что ты придешь. Я разбираюсь в людях.

Мы пили чай, я съел целый кусок почти несъедобного торта, чтобы не расстраивать служанку. Сухой торт застревал у меня в горле, и приходилось запивать его холодным имбирным чаем, чтобы иметь возможность говорить.

– Вы хотели рассказать мне о дочери Жестины, – напомнил я мадам. Ей было, наверное, лет восемьдесят, а может, и девяносто. У нее было два золотых кольца.

– Мы были очень близки с твоей бабушкой, почти как сестры. Лучшего друга я и вообразить не могла. Она была замечательным человеком и сделала много добра, о котором никто не знает. Но она плохо ладила с твоей матерью – трудно найти общий язык со своевольной девчонкой, которая не слушается старших. По доброте душевной твоя бабушка усыновила одного мальчика и воспитывала его, как родного сына, а твоей матери это, по-видимому, не нравилось. Наверное, из-за этого в их отношениях образовалась трещина, которую так и не удалось устранить. А может быть, из-за того, что твоей матери всегда надо было добиться своего любой ценой, даже разрушив жизнь собственных детей.

Я взялся за второй кусок жуткого бананового торта и внимательно слушал. Глаза у старухи были бледными, как галька на берегу. Я удивлялся, как она вообще видит что-то сквозь белую пленку. Лицо ее было угловатым, уплощенным с боков в форме птичьего крыла. Было видно, что когда-то она была необыкновенно красива. В голове она держала тьму интересных историй, которых хватило бы на целую книгу, но она не рассказывала их даром. Я понимал, что ей что-то нужно от меня, но не имел представления, что это могло бы быть.

Спустя какое-то время она взмахнула рукой, отпуская меня.

– Приходи в четверг, если хочешь, чтобы я тебе еще что-нибудь рассказала.

Я вежливо поблагодарил ее, и мадам попрощалась со мной за руку. Ее рука была сильной, она не сразу выпустила мою.

– Скажи своей матери, что ты был у меня. Спроси ее, не хочет ли она передать мне что-нибудь.

Я был в некоторой растерянности. Мама и мадам Галеви явно терпеть не могли друг друга и в то же время каждой было небезразлично, как живет другая. Придя домой, я сразу сообщил маме о своем визите. Мне было интересно, как она отреагирует. Она сидела в комнате вместе с моей сестрой Ханной, уже совсем взрослой. Они были очень близки. Когда я сказал, у кого был в гостях, они обменялись взглядом. Сестра была девушкой на выданье и по вечерам встречалась с одним парнем. Мне приходилось слышать, как они разговаривают в дворике за магазином. С этим были связаны какие-то неприятные обстоятельства, и этот парень приходил уже поздно вечером, когда его никто не видел. Вскоре я понял, что его семья считала Ханну неподходящей парой для него.

– Ты был у мадам Галеви? – Мама была явно шокирована. Уж сколько лет она не имела ничего общего с другими членами нашей общины. На таком маленьком острове, как наш, трудно было избегать всякого общения, и тем не менее им это удавалось. В конце концов, всегда можно было перейти улицу, если ты не хотел встречаться с кем-либо.

– Она просила узнать, не хочешь ли ты передать ей что-нибудь. – Я играл роль незаинтересованного курьера, но на самом деле понимал подоплеку ситуации и был возбужден тем, что сообщаю маме что-то неприятное. Это давало мне ощущение превосходства над нею.

Ханна потянула маму за рукав, чтобы та ответила мне.

– Передай ей, что она злобная ведьма, – сказала мама.

Когда на следующий день я вышел из школы после уроков, на улице меня поджидала Ханна. Мы пошли по улице вместе. Мир вокруг был бел и невесом. Хотя у нас были разные родители, я всегда чувствовал особую близость с Ханной. Она была высокой девушкой со светлыми рыжеватыми волосами и голубыми глазами. Сразу было видно, что они с мамой не одной крови. Ханна была самой ласковой и доброжелательной из всех членов нашей семьи.

– Скажи мадам, что мама шлет ей сердечный привет и просит прощения за все.

У меня было много недостатков, но вруном я не был.

– Ханна, – возразил я, – мама семь шкур с меня спустит, если я так скажу. Да и мадам Галеви вряд ли этому поверит.