Карибы

— Отвяжись!

— Научи меня играть.

Стружка осмотрел его с головы до пят, словно жабу или бессловесный сучок дерева, и Сьенфуэгос сердито добавил:

— Читать-то я как-никак научился.

— Да что там читать по сравнению с этим? Шахматы — очень серьезная игра. Это настоящая война, сосредоточенная в пределах доски.

— А ты попробуй.

Бернардино из Пастраны — таково было его настоящее имя, — по праву считавшийся лучшим плотником «Санта-Марии», пристально вгляделся в прекрасное лицо крепкого канарца с огромными зелеными глазами, словно пытаясь прочесть его мысли и решить, действительно ли он настолько туп, если мог назвать глупостью чудесную «игру королей», или все же не настолько безнадежен, и стоит попробовать научить его играть. Наконец, он кивнул.

— Боюсь, нам придется потратить на это немало времени, учитывая твою тупость, — сказал он. — Но думаю, либо я научу тебя играть, либо просто придушу со злости. Вот, смотри... Это пешка. У каждого игрока по восемь пешек, они вроде солдат.

Спустя несколько часов «Севиля» мягко покачивалась посреди моря, словно в корыте, бесполезно хлопая парусом по ветру, а густо-красное солнце тем временем медленно клонилось к закату, высвечивая на фоне синего горизонта силуэты костлявого старика и довольно упитанного юнца, сидящих на палубе со скрещенными ногами и поглощенных изучением шахматной доски.

Настала ночь. Лежа на палубе и созерцая мириады звезд на чистом и теплом небе, Сьенфуэгос задавался вопросом, почему судьба завела его в такое сложное положение — плыть как муравей на пробке всего в нескольких метрах от челюстей двух голодных акул, в самом сердце моря карибов. Ум же его, тем не менее, всецело пребывал во вселенной удивительных деревянных фигурок, двигающихся по его воле в своем мире в клеточку.

Пока он уловил лишь самую малую часть из многословных объяснений старого Стружки, но уже погрузился в удивительный мир новых ощущений, открывающийся всякий раз, когда канарец передвигал ладью или съедал пешку соперника. Совершенно очевидно, что его натура игрока нашла наконец широчайшие возможности опять проявиться.

По удивительной, но чудесной случайности в этот жаркий карибский день на борту грубого и тяжелого корабля сошлись два игрока с совершенно противоположными характерами — хладнокровию, аналитическим способностям и осторожности Бернардино из Пастраны противостояли спонтанность, интуиция и напор канарского пастуха.

Эти двое, уже четыре дня плывущие куда глаза глядят под палящим солнцем и думающие лишь о шахах и рокировках, представляли собой совершенно немыслимое зрелище, но, может, именно с помощью этой бессмыслицы они пытались избежать бесконечных проблем, обступающих со всех сторон, или паники, которая могла завладеть их духом перед лицом неизбежной катастрофы.

Даже акулам стало скучно.

Безмолвные свидетели состязаний, во время которых произносился едва с десяток слов, однажды утром решили погрузиться в теплые и чистые воды в поисках добычи менее аппетитной, но более доступной, и тишина стала столь абсолютной, будто сама жизнь исчезла с поверхности планеты, а массивный корабль проник сквозь границы реальности в какое-то новое измерение, доселе неведанное.

Морская вода на такой глубине, казалось, стала еще более плотной, а ее зеленый цвет сменился насыщенно-синим, не утратив при этом маслянистой неподвижности; однако ни один из них не заметил этой перемены, а если бы даже и заметил, все равно не обратил бы внимания. Казалось, путешественников нисколько не волновало, какого цвета вода в море — зеленая, синяя или хоть черная, лишь бы море было спокойно, а палубу не качало.

А между тем, запасы пресной воды подходили к концу.

Жаркий знойный день сменялся душной безветренной ночью, не приносившей даже тени желанной прохлады; не было сомнений, что никакого дождя в ближайшее время не предвидится, и им грозит серьезная опасность умереть от жажды.

Старый Стружка, однако, старался делать вид, будто его это совершенно не беспокоит.

— Единственное о чем я жалею, — сказал он, — так это о том, что напоследок не нашлось настоящего врага, чтобы с ним сразиться. Что до остального, то рано или поздно всё равно это закончится, а я и так пожил достаточно.

— А я — нет. Будем искать землю.

— Где?

— Да где-нибудь. Помнишь карибов, напавших на форт? У них была пирога, а это значит, что они не могли прибыть издалека.

— Может, с Кубы.

Рыжий убежденно покачал головой.

— Куба — на северо-востоке, и каннибалы там не живут. Они приплыли откуда-то еще.

— Будь что будет, — твердо заявил плотник. — Предпочитаю погибнуть от жажды, чем попасть в лапы этих тварей.

Сьенфуэгос, на глазах у которого карибы сожрали двоих его друзей, а эта ужасная сцена еще была жива в его памяти, поначалу тоже придерживался такой точки зрения, но вскоре жажда, ставшая их неотвязным спутником и плохим советчиком, заставила его изменить мнение на этот счет. Поэтому, когда на рассвете шестого дня на горизонте показался размытый силуэт высокой горы, к которой их упорно несло течение, они решили приблизиться к острову, даже рискуя попасть в руки свирепых тварей.