Вечером того же дня мы посетили три озера, расположенные прямоугольником. На последнем из них – озере Попово – мы с егерем заплыли в болотину. Несколько дней назад он обнаружил здесь пять больших морд для ловли ондатры, расставленных браконьерами. Тимофеич убрал чужие и, к моему удивлению, отплыл подальше, чтобы поставить свои. Я подумал, что это слишком дерзкий поступок, и тем самым он рискует вызвать вражду. Но егерь даже ухом не повел.
Когда мы приехали на озеро снимать морды с пойманными ондатрами, снова пришлось тащить нашу лодку волоком по густой болотине. Егерь оставил ружье на ондатровой хатке и начал снимать морды. Устоявшуюся тишину нарушил звук приближающейся машины – кто-то подъехал к берегу.
– Это он плавает, – отчетливо прозвучали слова.
Незнакомец, чье лицо трудно было разглядеть, достал из машины ружье и направил в нашу сторону. Предчувствуя выстрел, егерь прижался к борту, а я успел скользнуть на дно лодки.
Когда я поднял взгляд на Тимофеича, по его желтой брезентовой куртке проскользнула дробь. Мне хотелось броситься в воду, но было уже поздно. Прижавшись коленями ко дну лодки, я успокоил себя мыслью, что этот выстрел предназначался егерю, и по сути дела мне нечего бояться. Но участие в такого рода приключениях мне, неподготовленному студенту, не доставляло радости. Через несколько секунд неизвестные уехали. Я долго лежал молча, пока егерь не привстал и начал внимательно рассматривать свой рукав.
– Это мелкая дробь – бекасин. До тела бы она не достала. Стреляли, чтобы напугать.
Я вновь подивился, с какой невозмутимостью и иронией Тимофеич воспринял этот случай. Я начал расспрашивать, почему в него стреляли, и кто это мог быть. Егерь признался, что у него немало врагов среди браконьеров, которым он регулярно портит планы. Хуже того, однажды он, выпивая, кому-то проговорился о неизвестном никому Острове, заселенным крупными и редкими зверями. Правда, не успел рассказать, как к нему добраться. Охотники посчитали несправедливым, что он держит это место в секрете.
В тот же вечер егерь взял с меня обещание, что я никогда не покажу дорогу на Карий остров кому бы то ни было. Для меня это было несложно, ведь я хорошо умел хранить секреты, к тому же имел плохую память на запоминание дорог.
***
Я дождался дня отправления на загадочный Остров, который уже назвал про себя Карим. Мы поехали на том же самом мотоцикле, но уже с прицепленной к нему небольшой тележкой. Ветер в то утро был неистов. Он склонял к земле полевые травы, и тонконог ручьем стелился по земле. Какой дорогой егерь вез меня, я, разумеется, не смог запомнить. Определил только, что она шла в сторону Сержантского леса вдоль родника, который затем скрылся в траве, и уходила между пшеничных полей куда-то вниз.
– К этому роднику приходит на водопой косуля, – показал егерь, не останавливаясь.
А потом ветер затих, и впереди раскинулась степь, которая показалась мне бесконечной. Спустя два часа пути мы остановились. Над травами порхали чибисы. В нос бил запах горького миндаля. Я набрал горсть дикой клубники под ногами. Непрерывный писк слышался в степи – это суслики, большие и маленькие, стояли со своими песчано-желтыми спинками, как маленькие столбики. Подкрасться к ним не удавалось – они всегда успевали прыгнуть в свои норки.
Егерь достал из люльки самодельный батик – длинную палку с остро загнутым концом, вырезанную им из корня березы. Протянул мне.
– Раз не хочешь брать ружье – держи для защиты.
– А что, барсук может выскочить?
Егерь хохотнул:
– А черт его знает.
Он накинул на плечо ружье, рюкзак и взял в руки топор.
– Зачем ружье? – спросил я.
– На случай, если встречу косулю.
Я допускал, что убийство может случиться, но меня одолевало любопытство и давнее желание взглянуть на косулю вблизи.
Вначале мы шли спокойно вдоль необыкновенно пышной липовой рощи. Я понимал, что такого не встретишь за пределами Карего острова и старательно разглядывал все вокруг, чтобы запомнить. Однако очень скоро лес стал непроходимым, и мы начали перемещаться с трудом. Я следовал за егерем, отгоняя паутов, настойчиво жужжавших у самого лица. Егерь что-то бормотал, но под шум листвы под ногами я едва улавливал слова.
Топор здесь пригодился как нельзя кстати. Пауки невероятных размеров плели свои сети между ветвями берез. Егерь бесшумно проскальзывал вглубь леса, мягко проходил сквозь густые заросли, вглядываясь в просветы веток и ловко разрывая паутины топором. Я же неуклюже спотыкался о сучья, ударялся боками о деревья и задевал коленками сухие стволы упавших деревьев. Правда, одним глазом успел заметить в запутавшейся траве цветущий Марьин корень.
– Вот здесь, наверное, и пойдем, – пробормотал мой спутник.