Как написал в своей фундаментальной исторической книге «От Ленина до Путина. Россия на Ближнем и Среднем Востоке» выдающийся русский ученый, академик А.М. Васильев, «точек соприкосновения между политическими течениями с исламской окраской и… коммунизмом было гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд»[36].
Наш крупнейший знаток ислама и Саудовской Аравии отмечает, что ислам и коммунизм выступают антиподами западного политического либерализма. Обе идеологии подчиняют индивидуума коллективу, группе, общине, государству. Хотя, добавим от себя, ислам так и не решил проблему разграничения между исламской общиной – уммой – и государством, тогда как марксизм в первом приближении ее решил – через разграничение международного рабочего движения и национального рабочего класса. Подмечены А.М. Васильевым и другие аспекты, сближающие ислам и коммунизм, как, например, отношение к частной собственности. Коммунизм на ранних стадиях своего развития ее отрицал полностью, а ислам, в лице своих теоретиков, пытался ее ограничить. Именно по этим и другим вышеупомянутым основаниям у К. Хакимова, как и у многих других мусульман, идеи коммунизма, особенно на том этапе и вплоть до начала и даже середины тридцатых годов, не вызывали отторжения[37].
К несчастью для Карима Хакимова, его первые опыты в Томске как агитатора по продвижению социал-демократических идей среди местных мусульман успеха не имели. Как признавал сам Хакимов, он пытался это делать среди мусульманского студенчества, но высшее образование тогда было уделом состоятельной части общества, а потому социалисты на тот момент не имели успеха даже среди мусульман этого все-таки привилегированного слоя.
Можно сказать, что томский период жизни Карима все же следует обозначить со знаком плюс. За два года он успел получить вожделенный и давно чаемый им аттестат зрелости, приобрести новые знания о марксизме, получить первый опыт политической работы.
Поэтому и возвращение Оренбург в мае 1917 года было уже не таким горьким, как после его первого «захода» в Туркестан. Даже то, что он не смог вначале устроиться в Оренбурге и вынужден был пойти снова работать на станцию Кувандык Оренбургско-Троицкой железной дороги, а затем перебраться на станцию Ак-Булак Ташкентской железной дороги (он там стал счетоводом местного потребительского общества), не умерило его оптимизма.
Во многом этот оптимизм был связан с общим энтузиазмом и подъемом после Февральской революции, которую сейчас некоторые историки, и небезосновательно, считают продуктом сговора российских масонов и либералов с американскими финансовыми кругами. Этот энтузиазм хорошо выражен в стихах известного русского поэта Валерия Брюсова, учителя «сероглазого короля» русской поэзии Н. Гумилева, который писал в марте того же 1917 года:
Эти общие чувства ожидания какого-то обновления разделял и Карим. Многие надеялись тогда, что в стране установится демократия; война, как к этому времени считали многие, абсолютно бессмысленная, принесшая множество бед и несчастий, ставшая причиной гибели миллионов русских людей (по оценкам того же Н.Н. Головина, которого трудно заподозрить в предвзятости, – 7 млн. 917 тыс. человек, а по данным Военного отдела Центрального статистического управления СССР от 1925 года – 7 036 087)[39], наконец, закончится. Наверняка, думал Карим, отречение царя откроет новые горизонты для него и для его соотечественников, а для России – новые демократические перспективы.
Оренбург – начало настоящей политической карьеры