Карл Бруннер

— Спасибо, — опустив глаза, прошептал Карлуша и нагнулся над белой ароматной рукой.

— Будешь носить красивую ливрею с желтым галуном. И на автомобиле будешь ездить с барыней, — сказала тетушка Мари и вытерла глаза. — Такого доброго сердца, такого благородного сердца больше и на свете нет. Я так и знала.

— Идемте, — сказала баронесса. — Представим нашего маленького грума господину барону.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В то самое утро, когда Карлушу представили баронессе, о нем думали с тревогой и огорчением в двух разных местах.

Одно из них — маленькая унылая квартира в подвальном этаже. За кривоногим, шатким столом сидел старик и мастерил из старых окурков новые папиросы. Он высыпал недокуренный табак на каменную дощечку и тщательно разминал и перемешивал его. Потом набивал им гильзы, лежавшие рядом. Его трясущимся рукам было трудно всунуть машинку в гильзу и не порвать ее. Много гильз пропадало, а они стоили дорого.

Старик вздохнул, но на этот раз не из-за гильз. Он озабоченно покосился на молодую женщину, которая беспокойно ходила взад и вперед по длинной узкой комнате. Он вздохнул, глядя на нее.

Старик посмотрел на кровать. Там сидела его жена с огромными очками на носу и вязала. Они обменялись понимающим печальным взглядом. Они словно спрашивали друг друга: «Ну, что нам с ней делать?» Они не знали этой молодой женщины. Вчера вечером ее привел товарищ Фриц и попросил приютить у себя. Его, конечно, не спросили, кто она, и вообще ни о чем не спрашивали. Партия прислала им товарища, следовательно, их дом был ее домом, и они делились с ней всем, что имели.

Но молодая женщина сама рассказала кое-что о себе. Она скрылась от ареста и оставила своего десятилетнего сына. Она даже не знает, где он и что с ним.

Все это она рассказала спокойно, не жалуясь. Но всю ночь сна не спала, ворочалась и металась на кровати. А встав утром, принялась ходить взад и вперед по комнате. Взад и вперед, уронив голову на грудь, скрестив руки на спине. Взад и вперед.

Старик и его жена несколько раз пытались с ней заговорить, чтобы отвлечь ее от печальных мыслей. Они были уверены, что сна все время думает о своем сыне. Но она даже не слышала, когда к ней обращались, и пришлось оставить ее в покое. Они только заботливо и сочувственно смотрели на то, как она все ходит взад и вперед. Безостановочно: взад и вперед.

Старик вздохнул. Тут жена не выдержала. Она поправила очки и сказала:

— Он, вероятно, где-нибудь устроился. У меня такое чувство.

И старик подхватил:

— Я и говорю, что мы его скоро найдем. Я в этом уверен, товарищ!

Молодая женщина вдруг остановилась и подняла бледное лицо. Она сжала пальцами виски, строго наморщила лоб и сказала:

— Вам Фриц не говорил, когда мне придти за листовками?

Другое место, где в это утро много думали о Карлуше, была маленькая мастерская сапожника Шрамма. Вся компания была в сборе. Тут были Лиза и Петер, да и Хельмут улучил минуту и прибежал. Все собрались у постели Франца.

В другое время сапожник Шрамм этого бы не потерпел. Он всегда был плохо настроен и зол на весь свет. Бедному Францу нелегко жилось с тех пор, как умерла его мать, но со вчерашнего дня Шрамм вел себя как-то странно.

Вчера вечером, когда ребята принесли Франца домой, окровавленного, с вывихнутой рукой, они больше всего боялись встречи с сапожником Шраммом. Сам Франц боялся встречи с отцом больше, чем с полицейским. Когда Хельмут и Лиза внесли Франца в комнату, сапожник Шрамм поднялся им навстречу. Он уже больше часа сидел одетый на краю кровати и ждал сына, который ровно в половине девятого должен был быть дома. В руках у сапожника Шрамма был ремень.

Франц даже не взглянул на отца. Он глядел вниз и думал:

«Хоть бы скорее прошли побои и брань, чтобы можно было спокойно подумать, как найти Карла».

— Что это значит? — тихим угрожающим голосом спросил сапожник Шрамм.

Лиза быстро взглянула на Хельмута. Может, все-таки лучше солгать? Это ведь нетрудно.

Но Хельмут посмотрел сапожнику прямо в глаза и ответил:

— Его избил полицейский!

Он сказал таким упрямым и вызывающим тоном, как будто хотел добавить: «Чего тут скрывать?»

Сапожник Шрамм вздрогнул и не двинулся с места, пока Франца вносили и клали на койку.

— За что? — стоя по-прежнему лицом к двери и не оборачиваясь, глухо спросил Шрамм.

— Пожалуйста, дядя Шрамм, дайте полотенце: надо сделать как следует перевязку, — попросила Лиза.

— За что? — повторил сапожник, не двигаясь с места.

— За то, что он не хотел выдать, где скрывается Карлуша! — ответил Хельмут и поглядел на ремень.

Сапожник стыдливо спрятал его под фартук.

— Полотенце в верхнем ящике комода, — необычайно мягко и тихо сказал Шрамм. Так он еще никогда не говорил.

Франц повернул к отцу раненую голову. Но сапожник Шрамм все еще стоял отвернувшись. Он достал из ящика вату и карболку и не проронил больше ни слова.

Прощаясь с Хельмутом и Лизой, он тихо спросил их в дверях:

— Он все-таки не выдал, а?

— Конечно, нет, — ответила Лиза.

Сапожник Шрамм наклонил голову, вернулся к койке и переменил компресс.