«Будда нарушил исторический процесс, вмешавшись в постепенное превращение богов в концепты, – пишет он. – Будда, духовный пионер всего мира, говорил – и старался претворить это высказывание в жизнь, – что человек просветленный является господином и искупителем богов (а не глупо отрицающим их, как утверждает западная философия Просвещения). Это явно было слишком для индийцев, которые совершенно не были готовы к интеграции с богами в том смысле, что психологически они будут зависеть от психического состояния человека. Как Будда сам смог достичь такого видения, не потеряв себя, это настоящее чудо. (Но любой гений –
Здесь снова можно увидеть, что в буддистской мысли Юнга больше всего увлекает подтверждение главного из его поисков: психологическое понимание религиозного феномена. В его комментарии к «Тибетской книге Великого Освобождения», переведенной и отредактированной тибетологом Уолтером Эванс-Венцем, он не перестает подчеркивать связь между процессом индивидуации, который он разработал, и процессом освобождения, который пропагандируют тибетские мудрецы. Также в комментарии к знаменитой «Бардо-Тхёдол», «Тибетской книге мертвых», Юнг отмечает, что «на самом деле очевидно, что вся книга была взята из архетипических представлений о бессознательном» [10]. Акцентируя сходство между его идеями и буддистской мудростью, он также напоминает, что эта мудрость привела его к лучшему, более глубокому пониманию человеческой сущности. Так он пишет:
«Со времени своей публикации “Бардо-Тхёдол” была для меня своего рода верным компаньоном, которому я обязан не только многими предложениями и открытиями, но еще и весьма важными идеями. В отличие от “Египетской Книги мертвых”, о которой можно сказать или очень мало, или слишком много, “Бардо-Тхёдол” содержит философию, понятную человеку и говорящую с человеком, а не с богами или примитивами. Эта философия – квинтэссенция психологической буддистской критики, и поэтому ее превосходство можно назвать удивительным» [11].
Юнг утверждал, что восточная психика по природе куда более интровертна, чем экстравертна, в отличие от западной психики, повернутой к внешнему миру. Это выражается на Востоке в философии «самоосвобождения», а на христианском Западе – в вере в божественное спасение или святость Церкви. «В то время как Запад хочет завершить смысл мира, Восток старается найти этот смысл в человеке, – пишет он. – Первый проектирует смысл, т. е. предполагает его в объектах; второй чувствует это в себе. Но смысл существует и извне, и внутри» [12]. Юнг подчеркивает также, что в обоих случаях человек движим жаждой покорения и доминирования: исследование и доминирование над собой у Востока, исследование и доминирование над миром у Запада.
«Тенденции экстравертности Запада и интровертности Востока имеют под собой одну очень важную цель: обе отчаянно стараются преодолеть совершенно естественный характер жизни. Это утверждение духа над материей,