Карл Маркс. Человек, изменивший мир. Жизнь. Идеалы. Утопия

Политическая демократия, однако, не заслуживала осуждения. Она была большим шагом вперед и «окончательной формой освобождения человека в рамках существующего мирового порядка» [46]. Политическую демократию можно назвать христианской, поскольку ее принципом является человек, и она рассматривает его как суверена и верховного правителя. Но, к сожалению, это означало «человека в его некультурном и необщительном виде, человека в его случайном существовании, человека, который приходит и уходит, человека, развращенного всей организацией нашего общества, потерянного для себя, продавшегося, подверженного господству нечеловеческих условий, – словом, человека, который больше не является настоящим родовым существом. Фантазия, мечта и постулат христианства, суверенитет человека – но человека как чуждого существа, отдельного от реального человека, – присутствует в демократии как осязаемая реальность и выступает ее светским девизом» [47].

Показав, что религия более чем совместима с гражданскими правами, Маркс теперь оспаривает отказ Бауэра признать притязания евреев на права человека. Бауэр заявил, что ни еврей, ни христианин не могут претендовать на универсальные права человека, поскольку их особые и исключительные религии неизбежно сводят на нет любые подобные претензии. Маркс опроверг мнение Бауэра, сославшись на французскую и американскую конституции: он рассмотрел различие между правами гражданина и правами человека. Права гражданина были политического порядка; они выражались в участии человека во всеобщности государства и, как уже было показано, ни в коем случае не предполагали отмены религии. Эти права отражали социальную сущность человека – хотя и в совершенно абстрактной форме, – и возвращение этой сущности дало бы начало человеческой эмансипации. С правами человека в целом дело обстояло иначе: будучи выражением раскола буржуазного общества, они не имели в себе ничего социального. Как показано во французских конституциях 1791 и 1793 годов, а также в конституциях Нью-Гэмпшира и Пенсильвании, права человека не отрицали права на исповедание религии; напротив, они прямо признавали его, и в подтверждение этого Маркс цитировал соответствующие главы и стихи из Библии.

Маркс спрашивает: почему эти права называются правами человека? Потому что это права человека, рассматриваемого как член гражданского общества. А почему член гражданского общества отождествлялся с человеком? Потому что права человека были эгоистическими и антисоциальными. Так было со всеми конституциями, даже самыми радикальными; ни одной из них не удалось подчинить «человека» «гражданину». Все права человека, которые они провозглашали, имели один и тот же характер. Свобода, например, «право делать и исполнять то, что не вредит другим», была, по словам Маркса, «основана не на союзе человека с человеком, а на отделении человека от человека. Это право на такое отделение, право ограниченного индивида, который ограничен самим собой» [48]. Собственность, право распоряжаться своим имуществом по своему усмотрению, не считаясь с другими, была «правом эгоизма <…> из-за нее человек видит в других не реализацию, а ограничение своей свободы» [49]. Равенство являлось не более чем равным правом на свободу, описанную выше, а безопасность служила гарантией эгоизма.

Таким образом, ни одно из так называемых прав человека не выходило за рамки эгоистического человека, отделенного от общины в качестве члена гражданского общества. Подводя итог некоторым более подробным анализам своей «Критики гегелевской философии права», Маркс показал, что политическая эмансипация предполагает распад старого феодального общества. Но переход от феодального к буржуазному обществу не принес освобождения человека: «Человек не был освобожден от религии, он получил религиозную свободу». Маркс завершил свой обзор заявлением: «Реальный отдельный человек должен вернуть себе абстрактного гражданина и как отдельный человек в своей эмпирической жизни, в своем индивидуальном труде и индивидуальных отношениях стать родовым существом; человек должен признать собственные силы как социальные силы, организовать их и таким образом больше не отделять социальные силы от себя в виде политических сил. Только когда это будет достигнуто, человеческая эмансипация будет завершена» [50].