Пока Маркс в Кройцнахе писал свой комментарий к политическим идеям Гегеля, Руге занимался организацией издания Deutsch-Französische Jahrbücher. Для его финансирования он попытался получить крупный заем в Германии, когда же не удалось, сам взял на себя практически все расходы по изданию. Страсбург (который они ранее предпочитали) был отвергнут в качестве месторасположения издания, и Фрёбель предложил ему и Руге вместе отправиться в Брюссель и Париж, чтобы посмотреть, какой город подойдет больше. В конце июля Руге отправился на запад, заехал в Кройцнах к Марксу, а затем, объединив усилия с Гессом и Фрёбелем в Кёльне, отправился в Бельгию. Брюссель также не удовлетворил его, поскольку, хотя пресса пользовалась сравнительной свободой, город был слишком мал и не отличался культурой политического мышления. Поэтому в августе 1843 года Гесс и Руге отправляются в Париж и именно там основывают Deutsch-Französische Jahrbücher.
Привлечь авторов, особенно с общими взглядами, оказалось непросто: Руге и Фрёбель очень активно пытались добиться участия немцев, но либеральные писатели отказались, а из берлинских младогегельянцев согласился только Бруно Бауэр (и в итоге даже он ничего не внес). Таким образом, число авторов сводилось к тем, кто уже был связан с Фрёбелем через его публикации в Цюрихе: Гесс, Энгельс, Бакунин и Гервег. Их взгляды были разнообразны: Гесс и Бакунин пропагандировали собственный эклектичный анархо-коммунизм, в то время как Фрёбель, Гервег и Руге называли себя демократами и подчеркивали важность народного образования. По мере того как французское влияние повышало политическую сознательность младогегельянцев, лозунг «радикализм» стал уступать место более конкретному политическому термину «демократия». Но единство группы Руге сводилось лишь к желанию продолжить политическое применение философии Фейербаха; их любимым термином был «гуманизм». Но сам Фейербах не желал с ними сотрудничать. Маркс считал, что Шеллинг пользуется совершенно неоправданной репутацией среди французов: незадолго до отъезда из Кройцнаха в Париж он написал Фейербаху письмо, в котором предложил написать критику в его адрес: «Эти искренние юношеские идеи, которые у Шеллинга оставались воображаемой мечтой его молодости, у вас стали истиной, реальностью и мужественной серьезностью. Поэтому Шеллинг – предвосхищающая карикатура на вас, и как только реальность появляется напротив карикатуры, она должна раствориться в пыли или тумане. Таким образом, я считаю вас необходимым и естественным противником Шеллинга – призванным их величествами, Природой и Историей. Ваша борьба с ним – борьба мнимой философии с самой философией…» [37] Фейербах, однако, ответил, что, по его мнению, время для перехода от теории к практике еще не пришло, так как теорию еще нужно довести до совершенства; он прямо дал понять Марксу и Руге: они слишком нетерпеливы.
Все авторы Deutsch-Französische Jahrbücher были, по крайней мере, едины в том, что рассматривали Париж как пристанище и источник вдохновения. Их ожидания оказались оправданны, поскольку революции 1789 и 1830 годов превратили Париж в бесспорный центр социалистической мысли. Буржуазная монархия Луи-Филиппа близилась к завершению и становилась все более консервативной; в 1835 году были ужесточены цензурные законы, а с 1840 года в правительстве правил бал антилиберал Гизо. Но политическая деятельность была не менее оживленной, чем полуподпольная, и в стране существовало обескураживающее разнообразие всевозможных сект, салонов и газет, провозглашавших ту или иную форму социализма [38]. Сразу после прибытия в Париж Руге отправился заводить контакты под руководством Гесса, который был знаком с политической сценой еще со времен своей работы французским корреспондентом Rheinische Zeitung. Отчет Руге о его походе по салонам описывает череду недоразумений [39]. Каждая группа считала другую устаревшей на столетие. Французы были удивлены тем, что он оказался так мало осведомлен о коммунизме, и тем, что был сторонником атеизма и материализма, характерных для французской мысли до 1789 года. Руге, в свою очередь, не мог понять, как французы могут быть так привержены религии, на нейтрализацию которой немецкая философия потратила столько времени и усилий.