Карл Маркс как революционер и экономист. От рабочих кружков к незавершенному «Капиталу»

Одобряю вашу идею издать перевод «Капитала» в виде периодически выходящих выпусков. В такой форме сочинение станет более доступным для рабочего класса, а это для меня решающее соображение (33/364).

По-видимому, на этот раз нашему герою можно поверить – ничто не заставляло автора излагать мотивировку своего согласия, тем более мотивировать его так, а не иначе. Напомним, что именно в этом письме (оно стало потом предисловием к французскому изданию) содержится знаменитый Марксов афоризм «в науке нет широкой столбовой дороги» и говорится, что ее сияющих вершин можно достичь лишь упорным карабканьем по каменистым тропам. «Каменистые тропы» – это диалектика первых глав «Капитала», автор предупреждает опасения, что рабочие не поймут материала первого выпуска книги. «Сияющие вершины науки» – это, без ложной скромности, о своем детище, особенно о последних главах о накоплении капитала.

Таким образом, материал I тома «Капитала», согласно указаниям автора, распадается на две части. Одна – для «буржуазных» ученых, другая – для рабочего класса. В первой – «пролетарская» наука («каменистые тропы»), во второй – революционная агитация («сияющие вершины науки»). Если рассмотреть структуру книги и ее материал по существу, можно убедиться, что это определенно так и не совсем так. Тут имеет место момент диалектики, однако научная и непосредственно агитационная половины книги демаркируются достаточно легко. При этом первая «половина» занимает около 20 % объема книги, остальное же приходится на вторую «половину». Это только в I томе.

Возвращаемся к событиям, связанным с выходом в свет I тома «Капитала». Военную кампанию Маркса – Энгельса – Кугельмана не следует недооценивать. Едва ли в истории немецкой науки был подобный прецедент, чтобы сразу по выходе огромной – в 49 печ. листов – научной монографии о ней стала трубить на разные лады печать по всей Германии. Притом «разные» эти лады сходились в одном: как бы ни относиться к выводам автора, высокие научные достоинства книги несомненны.

Кроме газетных рецензий, была предпринята еще одна акция: Кугельман послал газетные вырезки с анонимками непосредственно по адресам немецких ученых, в том числе Вильгельму Рошеру, Фаухеру, Шульце-Деличу, Дюрингу, Гильдебранду, Рау (31/581). Шум и вправду был поднят значительный.

Справедливости ради следует заметить, что вызвать ведущих экономистов Германии на полемику вокруг «Капитала» не удалось. Ни Рошер, ни Гильдебранд, ни другие видные представители немецкой академической экономии не поддались на провокацию. Последнее слово употреблено нами в его точном значении. На страницах «Капитала» то и дело попадаются резкие выпады в адрес тогдашней «вульгарной» политэкономии. Исключая «пустоголового Сэя» и «пошлого Бастиа», особенно почему-то досталось Рошеру. Может быть, просто потому, что работы других профессоров Маркс знал хуже или ставил ниже.

Вильгельм Рошер был одним из основателей того, что теперь принято называть немецкой исторической школой в экономической науке (по выражению Б. Селигмена – «бунт против формализма» английской классической школы). Представители этого – нового тогда – направления экономической мысли не без основания указывали на ограниченность характерного для англичан подхода к экономическим явлениям, игнорирующего человеческий фактор и роль социальных институтов (что характерно для Рикардо и его эпигонов). Методологически историческая школа перенесла упор с дедуктивных абстракций на эмпирию и изучение экономического развития народов и стран. Эта методология была весьма плодотворной, как выяснилось далее, перед лицом достижений Арнольда Тойнби-старшего, Макса Вебера и позднейших институционалистов. Скорее всего, Маркс не понял принципиальной новации в методе новой школы. То есть он не увидел там новой школы, а увидел эклектику, пренебрежение по адресу любимого Рикардо и научную недобросовестность.

Сам Маркс не очень пристально следил за современной экономической литературой, но Лассаль познакомил его с книгой В. Рошера «Система народного хозяйства», следы чего появились в письмах: