Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни

С малых лет Тусси отличалась удивительно живым умом. Круг ее интересов — несмотря на юный возраст — был необычайно обширен и колебался между литературой, театром и политикой. Ее школьные тетради были подписаны «Тутти-Фрутти», однако под обложками скрывались вырезки из газет, содержавшие статьи о сельском хозяйстве, состоянии деревни, проблемах канализации, заметки о французской истории — и рисунки невест в свадебных нарядах {55}.

Когда ей было 8, она считала себя сторонницей радикала Бланки, вогнавшего в дрожь французское правительство, и решительно стояла на стороне поляков во время их восстания против России в 1863 году. Дяде отца, Лиону Филипсу, она писала: «Что вы думаете о Польше? Я всегда держу за них кулачки, за этих маленьких храбрецов!» {56}

Будучи всецело погруженной в борьбу за неимущих, Тусси при этом наслаждалась воображаемой «богатой жизнью». Дом Маркса был для нее фантастической империей, в которой Женнихен исполняла роль китайского императора, а Тусси была ее преемником и потребовала изобрести особый язык, которым и пользовалась при написании писем (хотя адресат пребывал в связи с этим в неведении относительно содержания).

Другим — воображаемым — обитателем дома был Альберих, как правило, могущественный, но суровый гном {57}. Похоже, семья поощряла эти ролевые игры: когда домочадцы обращались к ней, то использовали мужской род, отчасти потому, что во всех играх и домашних спектаклях она предпочитала мужские роли, а отчасти — из-за ее отчаянного характера {58}. Ее родители не могли не видеть в дочери отголоски экстравагантного и артистичного характера Муша — хотя девочка родилась всего за несколько месяцев до его смерти — и потому обращение «он» можно считать и отражением их неизбывной тоски и скорби по своему мальчику.

Однако очаровательная девочка с черными локонами по пояс не подходила под определение «он»: она была пройдохой, плутом в юбке. Поездка вместе с отцом в гости к Энгельсу была чем-то сродни обряду инициации для Тусси. Они остановились в доме Энгельса, Лиззи и 7-летней племянницы Лиззи, Мэри-Эллен — и Тусси немедленно стала преданной дочерью Манчестера и самопровозглашенной сестрой фениев. Ирландские страсти в это время вновь начинают закипать — поскольку в лондонской тюрьме Ньюгейт казнен ирландец Майкл Барретт — за подрыв тюрьмы Клеркенуэлл (Барретт стал последним публично казненным преступником в Англии) {59}.

Ирландцы были в ярости после этой казни, и Тусси по-своему переписала «Боже, храни королеву!»:

«Боже! Храни наш зеленый флаг,
Вскоре он воссияет везде.
Боже! Храни наш зеленый флаг,
Мирный и славный!
Господь хранит наш зеленый флаг.
Боже, храни наш зеленый флаг!»

Кроме того, она начала читать газету «Ирландец», и газетчик благословил ее, сказав, что Тусси «скажет правду про нашу старую страну» {60}. Преисполнившись гордости, Тусси сообщила о своих достижениях Женнихен, которая шутливо пожурила ее за посещение памятного места нападения фениев на полицию и ирландских пабов: «Ты, маленькая бунтовщица! Тебя на днях схватит полиция, а потом осчастливит своим визитом и Энгельса». {61}

Маркс и Тусси провели в Манчестере две недели, и по возвращении Маркс написал Энгельсу: «Туссихен осложнила обстановку в доме, поскольку поет дифирамбы Манчестеру и открыто заявляет о своем желании вернуться туда, как можно скорее». {62} Когда Женнихен начала упрекать ее в том, что Тусси променяла ее на ирландцев и не выказывает должного уважения к «китайскому императору», девочка ответила: «Раньше я поклонялась одному человеку, теперь я поклоняюсь нации». {63}

Однако на север ее влекли не только ирландцы. Тусси очень любила Энгельса, у них была очень тесная эмоциональная и интеллектуальная связь, похожая на ту, что испытывал много лет назад ее отец. Энгельс послал Тусси 6 писем, и Маркс сообщил ему, что Тусси знает их наизусть {64}.

Детское желание Тусси поскорее покинуть Вилла Модена больно ранило Женни и Маркса, чего Тусси, конечно, не понимала. Дети покидали гнездо. Поль только что сдал экзамены и стал членом Королевской Хирургической коллегии (которую Маркс язвительно называл «бюро патентов на убийство людей и животных» {65}), и они с Лаурой собирались вернуться в Париж.

Женнихен тоже объявила о своем отъезде. Втайне от родителей (хотя Лауру и Ленхен она в свои планы посвятила) она приняла место гувернантки в одной шотландской семье в Лондоне {66}. Вероятно, Женнихен больше не могла жить в доме, будучи полностью зависимой от родителей, после замужества Лауры — отсутствие в доме ее младшей сестры постоянно напоминало ей, что она ничего не достигла, хотя мечтала достичь всего.