Лондонская «Вэнити Фэр» желала разместить фотографии Маркса на своих страницах. Можно предположить, что большинство репортеров уходили с этих встреч немного разочарованными — у седовласого джентльмена, живущего в респектабельном буржуазном доме, не было ни рогов, ни копыт. Корреспондент «Нью-Йорк Уорлд» предположил, что кабинет Маркса, украшенный вазой с розами и настольной книгой — альбомом роскошных пейзажей Рейнланда, мог бы принадлежать биржевому брокеру {10}. Другой репортер описывал Маркса, как откровенного и дружелюбного собеседника, образованного и интеллигентного человека — но увлекающегося утопическими идеями {11}. Еще один боялся Ленхен гораздо больше, чем Маркса {12}.
Все эти посетители с их болтовней вскоре сделались утомительными, и Маркса начали раздражать постоянные вторжения. Он буквально накинулся на одного журналиста, который попросил его прояснить тайну Интернационала: «Там нет никакой тайны, которую следовало бы прояснять, дорогой сэр!.. разве что тайну человеческой глупости — особенно глупости тех людей, что постоянно игнорируют факт: наша ассоциация — публичная организация, и самые полные отчеты о ее деятельности опубликованы и доступны каждому, кто возьмет на себя труд прочитать их!» {13}
Тем не менее, невзирая на то, хотелось Марксу сотрудничать или нет, пресса продолжала фантазировать. Одна статья утверждала, что Маркс арестован в Бельгии; другая — что он умер {14}. Во Франции даже вышли статьи об аресте Женнихен и Тусси, правда, как ни странно, они упоминаются там в качестве… братьев Маркса {15}. Наконец, берлинская «Национал Цайтунг» воскресила давние обвинения Маркса в том, что он жил за счет рабочего класса, и что Интернационал бессовестно обманывает рабочих:
«На свои жалкие сбережения оболваненные рабочие обставили дома членов Совета, чтобы те могли вести достойную жизнь в Лондоне». {16}
Статья широко разошлась и была несколько раз перепечатана, что побудило Маркса и Энгельса довольно агрессивно защищаться; в это же время они пытались справиться с нашествием беженцев. Маркс писал Кугельманну:
«Если бы день имел даже 48 часов, я все-таки еще месяцами не справлялся бы со своей ежедневной работой. Работа для Интернационала огромна, и к тому же еще — Лондон наводнен эмигрантами, о которых мы должны заботиться. Кроме того, меня осаждают различные лица, журналисты и прочие, чтобы собственными глазами увидеть “чудовище”. До сих пор думали, что создание христианских мифов было возможно в Римской империи только потому, что еще не было изобретено книгопечатание. Как раз наоборот. Ежедневная пресса и телеграф, который моментально разносит свои открытия по всему земному шару, фабрикуют больше мифов (а буржуазные ослы верят в них и распространяют их) за один день, чем раньше можно было изготовить за столетие». {17} [74]
В середине августа Маркс в поисках отдыха сбежал на побережье в Брайтон, однако его преследовали и там. Он рассказывал Женни о человеке, который уже неоднократно встречался им с Энгельсом по дороге домой:
«На второй день после моего прибытия сюда я заметил на углу своей улицы явно кого-то поджидавшего того парня, о котором я говорил тебе, что он уже не раз сопровождал до дома Энгельса и меня, и что Энгельс считал его шпионом, о чем мы однажды “намекнули” ему. Ты знаешь что, вообще говоря, у меня нет никакого чутья на шпионов. Но этот парень совершенно открыто везде и всюду следил здесь за мной. Вчера это мне надоело, я остановился, обернулся и смерил молодчика презрительным взглядом через лорнет. Что же он сделал? Смиренно снял шляпу и сегодня уже не удостаивал меня своим вниманием». {18} [75]
Со времени переезда из Сохо Маркс и Женни очень отдалились и от внешнего мира… и друг от друга. Вместе они разделили много страданий и совсем немного радостей. Они жили вместе, однако их все больше связывала совместная работа, а не пылкая любовь. Казалось, счастливее всего они были вдали от Лондона — и врозь. Разумеется, было бы удивительно, если бы их тяжелая жизнь никак не отразилась на их браке. Однако в 1871 году их отношения снова начали меняться. Вспыхнула новая нежность, они снова получали радость от общения друг с другом. Возможно — во многом благодаря Энгельсу, который спас их от выматывающих и разрушительных финансовых трудностей. Возможно, влияло и само присутствие Энгельса в Лондоне, а также то, что они вновь оказались в центре кипящей общественной жизни. Возможно также и то, что Маркс, наконец, освободился от тяжкого груза «Капитала», выпустив первый том книги.