Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни

24 сентября, на следующий день после закрытия конференции состоялся большой торжественный обед в честь празднования седьмой годовщины организации {28}. (Энгельс приписывал такое долголетие исключительно заслугам Маркса; характерно, что он при этом его критикует — говоря о «подавляющем господстве и ревнивой натуре» — но именно к этому относит секрет сплоченности Интернационала. Маркс просто не позволил бы ему сбиться с курса или потерпеть неудачу.) {29}

Банкетные столы ломились от обилия еды, вина и пива, речи и тосты звучали всю ночь. Произнес свою речь и Маркс. Он сравнил гонения на I Интернационал с гонениями на первых христиан, отмечая, что они не спасли Рим, и точно так же современные нападки на рабочее движение не спасут капиталистический строй. IX Резолюция конгресса призывала к созданию политических рабочих партий, и слова Маркса звучали предупреждением правительствам, которые могли пытаться препятствовать рабочему движению:

«Мы ответим им всеми средствами, имеющимися в нашем распоряжении… мы должны заявить правительствам: мы будем бороться с вами мирными способами, когда это возможно, и при помощи силы — когда это необходимо». {30}

Энгельс и Маркс считали этот конгресс более успешным, чем все предыдущие, поскольку он был закрытым и сравнительно небольшим по численности, и потому у делегатов было меньше возможностей для противостояния {31}. После всей проделанной работы эти двое мужчин сделали то, чего не делали никогда: они отправились на побережье и устроили себе 5-дневные каникулы, которые и провели вместе со своими женами {32}, отправившимися в Рамсгейт чуть раньше, пока мужья занимались политикой {33}. У Женни не осталось подруг по партии с тех пор, как Эрнестина Либкнехт перебралась в Берлин в 1862 году, и хотя они активно переписывались, их дружба была окончательно прервана смертью Эрнестины в 1867. Однако с Лиззи они подружились быстро. В свои 44 она была значительно моложе 57-летней Женни, однако выглядела едва ли не старше: Лиззи была «рабочей девчонкой» и рано повзрослела. Со своей стороны, Женни так долго во всем себе отказывала, что теперь наслаждалась жизнью и буквально излучала счастье, что очень ее молодило.

Свободные от своих революционно-партийных обязанностей — информаторы наверняка уже доложили, что они затевают новые ужасные заговоры — Маркс и Энгельс вместе с Жени и Лиззи играли в беспечных туристов. Они бродили по скалам, купались в море, сидели на пляже, смотрели представления пожирателей огня и кукольные сценки Панча и Джуди, много и вкусно ели и пили. Энгельс говорил, что спит по 10 часов в сутки {34}. Женни писала дочерям, что Маркс буквально помолодел после этой поездки {35}.

Если эта четверка чувствовала себя одной семьей, то отношения с другими складывались отнюдь не так душевно. Энгельс перевел «Гражданскую войну во Франции» Маркса на немецкий, и когда она появилась в немецкой прессе {36}, 74-летняя мать Энгельса пришла в ужас, видя, что ее сын не только не покончил с радикальной политикой, но и все еще имеет дело с Марксом. Она потребовала ответов. Энгельс был не слишком близок с отцом, но он любил мать и надеялся, что она его поймет. Он просил ее не верить тому, что написано о событиях в Париже и о нем лично:

«Тебе известно, что в моих взглядах, которых я придерживаюсь вот уже скоро 30 лет, ничего не изменилось. И для тебя не должно было быть неожиданностью, что я, если бы события этого от меня потребовали, стал бы не только защищать их, но и исполнил бы свой долг во всех остальных отношениях. Ты стыдилась бы за меня, если бы я этого не сделал. Если бы Маркса здесь не было или если бы он даже совсем не существовал, дело нисколько не изменилось бы. Поэтому совершенно несправедливо взваливать вину на него. Впрочем, припоминаю, что прежде родственники Маркса утверждали, будто я оказал на него дурное влияние. {37}»[76]

Родные Маркса и впрямь были ошеломлены и возмущены, что их брат выбрал такой безрассудный путь. Когда его сестра приехала в Лондон из Кейптауна, она ругала его прямо за обеденным столом, не в силах примириться с тем, что ее брат является лидером социалистов — ведь он происходил из уважаемой семьи, их отец был известным адвокатом. Привыкший и к более жесткой критике, Маркс долго терпел и вежливо слушал упреки, а затем разразился звонким хохотом {38}. Ни он, ни Энгельс не собирались ни в чем каяться — на самом деле они только-только обрели второе дыхание. Даже о «Капитале» пришли хорошие новости. Первая тысяча экземпляров была наконец-то распродана — за 4 года — и издатель готовил второе издание {39}.