Ответ Энгельса Лауру не успокоил. Он утверждал, что именно Тусси рассказала ему об указаниях Маркса касательно завершения его работ, и что Лафарг присутствовал при этом. Он приводил также выдержки из английского закона о наследниках, по которому Тусси была выбрана душеприказчиком. Он возражал, говоря, что не хочет стать причиной нового раздора между сестрами, и предлагал поговорить не с ним — а друг с другом. Сам же он занимался делами Ленхен {34}. Таким образом, Энгельс унаследовал не только грандиозное научное и литературное наследие своего друга, но и все семейные распри. Разбитый и опустошенный во всех смыслах, этот человек, четыре десятилетия не знавший, что такое простая хворь, свалился от хронического нервного истощения и целый месяц оставался в постели.
На протяжении всей своей жизни Маркс постоянно не поспевал. Манифест Коммунистической партии был опубликован слишком поздно, чтобы повлиять на революцию 1848 года. «Гражданская война во Франции» должна была выйти во время правления Коммуны — но появилась после ее разгрома. Самым же крупным опозданием можно считать его обещание закончить «Капитал» за пять недель в 1851 году и нанести триумфальный удар по капитализму — оно опоздало на 16 лет!
С другой стороны, работы Маркса всегда были преждевременны. Публикация французского перевода «Капитала» и обзора Бакса в 1881 году стали началом всплеска интереса к его идеям; под их влиянием в конце 1884 целых три социалистических организации утвердились в Англии, и по крайней мере две из них базировались на идеях Маркса.
Тусси находилась в эпицентре этого нового движения. Она и многие молодые ее соратники собирались на Патерностер-роуд, позади собора Св. Павла, в тесном офисе, ставшем домом для «
Появление этих изданий было связано с ростом недовольства в Англии, а также с драматической серией взрывов в Лондоне, начавшейся с атаки на Парламент через три дня после смерти Маркса (эти два события никоим образом связаны не были). Еще два взрыва прогремели позже, оба в лондонской подземки. 1884 год также начался с взрывов: в январе взрывное устройство было обнаружено в туннеле возле Юстонстейшен, в феврале другое устройство сработало на станции Виктория. Во взрывах обвинили ирландских радикалов, однако они были и симптомом растущего напряжения по всей столице — и всей стране, в связи с экономическим кризисом {37}. Парламент увеличил количество избирателей до 5 миллионов человек — голосовали двое из каждых троих — однако это почти ничего не меняло в жизни низших классов. Их жизнь существенно не улучшилась — вне зависимости от того, сколько человек могло бросить в урну бюллетени, и люди стали искать поддержки вне правительства страны. Многие вступили в профсоюзы, которые давно были озабочены капиталистической ориентацией правительства и могли направить пролетариат по пути к социализму {38}.
Интересно, что даже по прошествии 30 лет с того момента, как Маркс впервые предпринял атаку на капитализм, его идеи были все еще очень трудны для понимания — даже в кругу интеллектуалов, с которыми общалась Тусси. Уильям Моррис, 50-летний архитектор, художник, поэт, писатель и сторонник социальных реформ, пытался изложить «Капитал» по-французски, однако накрепко увяз в экономике {39}. Помимо этого он не понимал теорию прибавочной стоимости — но говорил, что и без этого способен распознать гнилую систему: «Термины не так важны; когда ограбление рабочего совершается с помощью прибавочной стоимости, или рабского труда, или крепостного права, или открытого разбоя — вся система чудовищна и невыносима…. В политэкономии для меня достаточно знать, есть класс тунеядцев богат, а класс работающих — беден, и что богатые богаты оттого, что грабят бедных. Я это знаю — потому что вижу это воочию» {40}.
Моррис присоединился к группе Гайндмана и вскоре стал работать с Тусси. Через «Капитал» пришел к социализму и Джордж Бернард Шоу. Он говорил: «Карл Маркс сделал из меня человека» {41}. (В журнале «Тудэй» работа Шоу заключалась в заполнении пустых полос отрывками из собственных произведений, которые никто не хотел издавать.) {42}
Оценивая компанию Тусси и новых британских социалистов в целом, Энгельс назвал их «пестрым обществом», но добавил: «Это — только начало» {43}.