Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни

В феврале жалобы и гнев жителей Ист-Энда обратились на буржуазию — и выразились в демонстрации, прошедшей от Трафальгарской площади по Пэлл-Мэлл-стрит до Гайд-парка. Над демонстрантами открыто издевались члены частных клубов, расположенных на Пэлл-Мэлл. Огромные, сверкающие, чисто вымытые окна отделяли представителей высшего сословия от серого грязного сброда; в их клубах было тепло. Все это стало слишком большим искушением для толпы, в которой было много молодых преступников и криминальных элементов. Они начали крушить окна и витрины по всей улице, продолжили на Оксфорд-стрит, и осколки густым ковром усеяли мостовую {36}. Полиции было на удивление мало — Энгельс считал, что это было сделано намеренно, чтобы дискредитировать социалистов и рабочих активистов, связав любые их выступления с бессмысленным насилием и разрушением {37}. Когда новости о беспорядках распространились по городу, началась паника. Одна газета писала, что 60 тысяч хулиганов готовятся идти на Лондон {38}.

Однако угроза беспорядков нигде не возымела такого эффекта, как во Франции. Левые здесь уверенно победили на выборах осенью 1885 года, однако их внутренний раскол становился все глубже, результатом чего стала повсеместно начавшаяся после выборов борьба за власть — Энгельс назвал ее «парламентской болезнью» {39}. Пока депутаты и министры с упоением ругались в своих раззолоченных залах, они не слышали и не чувствовали нервную дрожь, сотрясавшую Францию. На заводах и шахтах по всей стране агитаторы — социалисты и анархисты — убеждали рабочих, что у них достаточно сил, чтобы нанести удар по капиталистической системе, эксплуатирующей их.

В 1885 году Эмиль Золя опубликовал свой роман «Жерминаль», в котором описаны не только нечеловеческие условия жизни шахтеров и их семей, но и убийство управляющего шахты руками забастовщиков, доведенных до безумия нуждой и жестоким обращением. В январе 1886 года толпа бастующих шахтеров в городке Деказвилль, в Пиренеях, сознательно или спонтанно повторила это преступление: управляющего шахты выбросили в окно его кабинета, прямо в руки шахтеров, которые буквально растерзали несчастного {40}. Этого акта звериной, варварской жестокости оказалось достаточно, чтобы заставить притихнуть даже самых азартных спорщиков в правительстве — в Париже и за его пределами.

Это событие породило страх — он ширился, охватывая фабричные конторы и местные законодательные собрания; по всей Европе наконец-то обратили внимание на требования рабочих — то, чего они никак не могли добиться мирными забастовками. Энгельс говорил, что это событие и его последствия знаменовали собой смерть утопического социализма во Франции {41}, положили конец невнятным мечтам о лучшей жизни, которые хоть и обнадеживали интеллектуалов, но были совершенно бесполезны для рабочих, лишенных буквально всего, в том числе — и человечности.

Всего три рабочих вошли во вновь избранную Палату депутатов, однако они использовали все свои возможности, чтобы обратить внимание остальных на проблемы рабочего класса, а в марте 1886 года Палата приняла беспрецедентное решение — условия работы и жизни шахтеров должны быть улучшены.

Оптимизм и энтузиазм Энгельса, связанный с «революцией» во Франции, буквально брызжет со страниц его писем того периода. Впервые во французском правительстве признали права рабочего человека {42}.

Трудовая партия Лафарга и Геда (созданная Гедом в 1880 г. в качестве первой французской марксистской партии) формирует Национальную федерацию профсоюзов, чтобы обеспечить поддержку своих кандидатам на местных выборах и укрепить те завоевания, которых добились социалисты после событий в Деказвилле {43}.

Улучшения ситуации в Англии Энгельс пока не предполагал, поскольку сита английских социалистов наивными и не имеющими четкого плана действий. Однако развитие событий в Германии он считал позитивным, а положение дел во Франции и Америке — крайне важным для всего движения. В 1886 года рабочие 8 американских городов протестовали, требуя введения 8-часового рабочего дня (средняя продолжительность рабочей недели составляла 60 часов). Протестные акции завершились большой демонстрацией и забастовкой, прошедшими 1 мая — в них участвовали несколько сотен тысяч человек. Воодушевленный и довольный, Энгельс тем не менее опасался, что американскому рабочему движению не хватает серьезной теоретической базы {44}.