Карл Маркс: Мировой дух

В следующем, 1862 году в Брюсселе объявился другой старый друг Маркса — Моисей Гесс, который мог бы образовать трио с Карлом и Фридрихом. Он издал книгу «Рим и Иерусалим», ищущую пути воссоединения евреев в Палестине. Это «свидетельство о рождении» сионизма вышло в свет в тот самый момент, когда итальянцы и немцы как раз старались завершить воссоздание их собственного национального единства. Палестина была тогда лишь названием части Сирии, входившей в состав Османской империи, и нужно было обладать богатым воображением, чтобы подумать, что еврейский народ когда-нибудь снова сможет там жить.

В том году Виктор Гюго, живший на Гернси с тех пор, как уехал из Ватерлоо, опубликовал в Париже «Отверженных», а Флобер — «Саламбо». Говорили, что корректоры Лакруа — издателя «Отверженных» — плакали, читая фанки пятитомной книги.

Двенадцатого апреля 1862 года в Берлине Лассаль, считавший, что ему всё позволено, весьма смело призвал членов своей «прогрессивной партии» протестовать против несвободы, которой были отмечены выборы в ландтаг. Король велел его арестовать за «подрыв мира в обществе».

Затянувшаяся Гражданская война в США имела катастрофические последствия для Карла: она не только взвинтила цены на хлопок, ввергнув британскую текстильную промышленность в тяжелый кризис, но и положила конец его сотрудничеству с «Нью-Йорк дейли трибюн» из-за финансовых затруднений газеты, лишив его единственного трудового источника доходов и в очередной раз обрекая на безденежье. Он жил теперь только на пособие от Фридриха, тогда как расходы его возрастали по мере взросления дочерей: частные уроки, художественное творчество (они обожали театр). В следующем месяце он сокрушался оттого, что его дочери выглядят недостаточно презентабельно, чтобы посещать уроки и ходить на Международную промышленную выставку, куда он раздобыл себе постоянный журналистский пропуск. Он в отчаянии и даже близок к панике: неужели снова придется переезжать? Его вновь подстерегает депрессия.

Восемнадцатого июня он написал Энгельсу, чтобы, перечислив свои нужды, в очередной раз выклянчить несколько фунтов. Патетическое письмо: «От мысли, что я перекладываю свою нищету на твои плечи, мне становится плохо. Но что делать? Каждый день жена говорит мне, что желала бы лежать в могиле вместе с нашими детьми, и я не могу укорять ее за это из-за неописуемой унизительности подобной ситуации. Как ты знаешь, все 50 фунтов ушли на покрытие долгов; остается уплатить еще больше половины, в том числе 2 фунта за газ. <…> Не стану говорить о том, что такое жить в Лондоне без единого пенни целых семь недель, что с нами часто случается. <…> Больше всего я печалюсь о своих несчастных детях, ведь теперь праздники». Карл объясняет Фридриху, что если не раздобудет денег, то должен будет объявить себя неплатежеспособным, позволить квартирному хозяину продать его мебель, отпустить Хелен Демут искать другую работу, переехать с Женни и Элеонорой в пансион за 3 шиллинга в неделю, а Лауру и Женни, которым было соответственно восемнадцать и девятнадцать лет, пристроить в гувернантки. Потом в том же письме он переходит к совершенно другой теме и возвращается к борьбе идей; поскольку он только что прочел Дарвина «О происхождении видов» через год после выхода этой книги в свет. Он нашел, что Дарвин работает тем же методом, что и он, и осмысляет мир как историю борьбы. Он поражен сходством законов конкуренции, которые изучает сам, с законами естественного отбора, выявленными Дарвином. Карл пишет: «Я поражен тем, что Дарвин обнаружил у животных и растений особенности английского общества с его разделением труда, конкуренцией, открытостью рынков, инновацией и „борьбой за жизнь“».

Энгельс утешает его и покрывает расходы. В очередной раз Карлу удалось не переступить черты меблированных комнат — символа пролетаризации.

В это же время Лассаль, помилованный королем, решил наведаться в Лондон в «дипломатическое турне», напросившись в гости к Марксам. Отказать было невозможно. Карл писал Фридриху: «Чтобы сохранить некий фасад, моей жене пришлось заложить в ломбард все, что еще было можно». Лассаль застрял в доме Марксов почти на месяц. Нужно было выводить его в свет, кормить, развлекать; он обошелся им в целое состояние. Расходы снова оплатил Энгельс, потребовав при этом подробного отчета. Женни была вне себя. Она хотела, чтобы он уехал, и в конце июля выставила его за дверь.

Пятого августа 1862 года в Британском музее (куда Карл практически не возвращался с тех пор, как сдал рукопись своей последней книги тремя годами раньше) Луи Блан дописал двенадцатый том своей монументальной «Истории Французской революции»; одновременно в Лондоне открылась новая Всемирная выставка. Карл ходил на нее в качестве аккредитованного журналиста.