Карл Маркс: Мировой дух

Вот разве что, потратив все заработанное на дочерей и книги, Карл так беден, что ему даже не на что отправить рукопись в Берлин, а тем более застраховать ее на случай утраты! Страховка, разумеется, покроет только утрату авторских прав. Шесть дней спустя он снова пишет Энгельсу, чтобы в очередной раз попросить у него денег, и снова небольшую сумму, и снова подробно оправдываясь: «Несчастная рукопись закончена, но не может быть отослана, потому что у меня нет ни фартинга, чтобы оплатить ее доставку и застраховать. А последнее тем более важно, что у меня нет ни одной ее копии. Поэтому я вынужден просить тебя прислать мне немного денег не позднее понедельника». Тут он с ледяным юмором добавляет фразу, которая станет знаменитой: «Не думаю, чтобы кто-нибудь когда-нибудь писал о деньгах, испытывая в них такую нехватку! Большинство авторов, которые о них рассуждали, жили в ладу с предметом своих исследований».

Как обычно, Энгельс ссудил его необходимой суммой, и рукопись была отправлена 25 января. Издатель не известил о получении бандероли. Карл всполошился — столько посылок пропадает, передвигаясь что по морю, что по рельсам, что по дороге, — потом отправил предисловие, датированное январем 1859 года. На сей раз Женни всё переписала, чтобы текст был читаемым. «К критике политической экономии» всё не выходила в свет, поскольку издатель был занят продвижением нового труда Лассаля — исторической драмы «Франц фон Зикинген», в которой молодой денди-социалист прославлял немецкое единство. Карл был взбешен.

Чтобы набраться терпения, Карл снова стал писать для «Народной газеты» и даже взялся руководить эмигрантской газетой «Фольк»[39] — крайне нерегулярно выходившим органом Просветительского общества немецких рабочих, — дело, которое он забросил восемь лет назад. Одновременно он написал Лассалю, тревожась одновременно по поводу запаздывающей публикации его книги и по поводу позиции самого Лассаля в отношении намечающегося сближения между Францией и царской Россией — по отношению к государственному строю последней он испытывал особую неприязнь.

В самом деле, вся Европа теперь только и говорила, что о двух движениях за объединение — в Германии и Италии: Россия была готова оказать помощь и тому и другому, Австрия — воспрепятствовать им. Лассаль одновременно выступал за германское единство под прусским флагом и за итальянское единство против австрийских захватчиков; он даже думал, что союз между Пруссией и Россией против Австрии решит обе проблемы. Карл же опасался, что союз между Пруссией и Россией лишь усилит царя, а потому станет катастрофой для мирового рабочего класса. А это соображение должно, по его мнению, стоять выше любых национальных интересов. Лассаль, таким образом, отстаивал интересы Пруссии, тогда как Маркс — интересы мировой революции. И тот и другой размышляли о позиции Парижа в случае войны в Италии: Лассаль хотел бы, чтобы Франция поддержала Пьемонт, чтобы приблизить независимость Италии; Маркс опасался такой возможности, ибо поражение Австрии только усилит Россию. Ни тот ни другой не знали, что 20 июля во время тайных переговоров в Пломбьере глава пьемонтского правительства Кавур только что убедил Наполеона III (уступив Савойю и Ниццу) послать в помощь королю Сардинии войска в случае нападения со стороны Австрии.

Четвертого февраля 1859 года Маркс снова написал Лассалю, заодно справляясь о публикации своей книги: «Россия стоит за выскочкой из Тюильри и подталкивает его [к войне в Италии]. <…> Если Австрия увязнет в итальянской войне, Россия почти наверняка сломит сопротивление, которое Австрия продолжает ей оказывать».

Двадцать пятого февраля с подсказкой Энгельса Маркс даже сформулировал Лассалю свою точку зрения, вдаваясь в тонкие тактические подробности и увязывая их с их главным спором: «Австрия сильно заинтересована в том, чтобы удерживать линию Минчио [река, вытекающая из Гардского озера], а Германия как единая держава нисколько в этом не заинтересована».

В апреле рукопись Маркса, уже четыре месяца лежащая у издателя, все еще не была опубликована, а Карл так и не получил предусмотренного договором аванса по предоставлению рукописи. Свою ярость он выразил в письме Энгельсу: «Этот мерзавец Дункер рад ухватиться за новый предлог [публикация пьесы Лассаля „Франц фон Зикинген“], чтобы отсрочить выплату моего гонорара. Жиденок может быть уверен, что я ему этого не забуду!» С этого момента в письмах Энгельсу он называет Лассаля только «Ициком», «Эфраимом Гешейдтом», «настоящим жидом», «негром» и даже «германо-еврейским негром». Для него это лишь злобный юмор. Позднее он нежно будет называть своего будущего зятя Поля Лафарга «нашим маленьким негром».