Карл Великий. Небесный град Карла Великого

Он снова ушёл. Я держал меч. Сначала превозмогая боль в руке, потом боль в боку от онемевшей руки, потом головокружение. Вышло солнце — лучи ударили прямо в лицо. В глазах поплыли красные круги. Я подумал, что сейчас упаду в обморок, но не упал, и снова превозмогал... Подпёр онемевшую руку второй. Стало чуть удобнее, но что-то потекло из носа, а я уже боялся пошевелиться, а тут ещё прилетели мухи...

   — Афонсо... — в полузабытьи я даже не узнал голос Карла. — Хватит, опусти руку.

Он протянул мне платок, но онемевшая рука не смогла его взять. Тогда Его Величество сам вытер моё лицо от противных струек, и я увидел пятна крови.

   — Мало кто из моих воинов простоял бы столько, — тихо сказал он и спросил: — А если бы я не пришёл сейчас?

   — С-стоял б-бы. — Губы почему-то слиплись и стали непослушными.

   — Я запомню твоё усердие. И меч этот ты заслужил.

Глаза короля были совсем тёмными, без намёка на искорки.

Этой ночью на наш лагерь напали. Я проснулся от криков и звона. Воинов в палатке не было. Нащупал кольчугу, подаренную королём, попытался надеть, но в темноте спросонья никак не мог разобраться, где в этой груде колечек ворот и рукава. В этот момент звуки отчаянной схватки раздались совсем близко. Сейчас рухнет палатка. Но нет, откатились дальше. Я наконец разобрался с кольчугой. Поняв, что в ней и с мечом не смогу двигаться быстро, всё же осторожно выполз наружу.

В предрассветной мгле между палатками кипела драка. Трудно понять, где свои, где чужие, хотя почему же... вот те с топорами, это саксы. Вдруг что-то полетело прямо в меня. Отпрыгнув легко, как зайчик (и кольчуга не помешала), попытался закрыться мечом. Под ноги упал топор, но предназначался он не мне, а Роланду, оказавшемуся за моей спиной.

Сильными руками он легко отодвинул меня с дороги и полез в самую гущу драки. Тут же послышалось несколько сильных ударов по железу. Так гулко прозвенело! По сравнению с ними предыдущие звуки боя показались грохотом кухонной утвари.

Начало светать, и стало видно, что Роланд, защищая двоих раненых франков, в одиночку сражается с целой толпой разъярённых врагов. Из-за палаток уже бежали его верные вассалы, но гордый бретонец не желал помощи.

   — Виллибад, отойди, все отойдите! — прорычал он. — Я сам справлюсь с этой поганью.

Он действительно справился. Крутанувшись словно в бешеном танце, сшиб тяжёлым Дюрандалем сразу троих. Те упали, как подрубленный кустарник, а он уже молниеносным колющим ударом поразил четвёртого. Саксы побежали, петляя между палатками. Но где-то на другом конце лагеря снова раздался звон оружия. Воины Роланда бросились туда. Подмигнув мне, бретонец последовал их примеру. Скоро мощные удары донеслись оттуда, и тут я услышал высокий голос Карла:

   — Западный край! Конюшни! Быстро!

Клинки загрохотали чаще. Потом раздался многоногий топот — и всё стихло. Я увидел Роланда, шествующего между палаток. В левой руке он держал Дюрандаль, а правой неторопливо разбирал свою роскошную кудрявую гриву, спутавшуюся во время боя. Одна штанина его порвалась и пропиталась кровью, однако он не думал хромать и вид имел страшно довольный.

   — Ну что, храбрый писарь? — сказал он мне. — Хочешь, побьёмся в шутку?

   — Нельзя мне с вами биться.

   — Это почему же? — удивился он.

   — Церковь считает самоубийство грехом.

Он расхохотался своим оглушительным смехом.

   — Беззащитных убивать — тоже грех. Тут мы квиты будем. Давай, не боись.

   — Вам бы ногу перевязать, — осмелился посоветовать я.

   — Ты что, писарь? Занудствовать вздумал? Моя кровь. Хочу — проливаю. Так?

   — Нет, не так! — резко оборвал Карл, выходя из-за палатки. — Кровь твоя принадлежит Господу и твоему королю, ты не имеешь права проливать её без смысла.

Храбрый вояка от удивления чуть не выронил свой Дюрандаль.

   — Как без смысла? Ваше Величество! Не я ли только что сражался, защищая моих братьев и моего короля?

Или надо было, сберегая кровь, отдать вас на растерзание поганым язычникам?

   — Ты ведь далеко не простой воин, дорогой Роланд, а ведёшь себя порой, как юнец.

Тот недоумённо пожал плечами.

   — Простите, Ваше Величество, не думал, что доблесть в сражении может вам не понравиться.

   — Доблесть твоя прекрасна, но нельзя творить из неё кумира. Почему ты не протрубил в рог, когда на нас напали?

Бретонец опустил голову так низко, что кудри закрыли ему всё лицо, и долго молчал. Потом произнёс неохотно:

Ну, протрубил бы я. Суеты потом не оберёшься. А так их немного было, мне и одному нетрудно справиться...

Весёлые карие глаза короля побелели от гнева:

   — Существует порядок в войске, согласно которому каждый, кто заметил опасность, обязан поднять тревогу. Тот, кто не делает этого, совершает преступление. А тот, кто, имея сигнальный рог, не делает этого... — голос его зазвенел металлом, — ...тот совершает грех, наказание за который — смерть!

Роланд молчал, потупившись.

   — Что ты скажешь нам в своё оправдание? — тем же непереносимо металлическим голосом спросил король.

   — Мне нечего сказать. Казните меня, Ваше Величество, если так нужно...

Повисло тягостное молчание. Потом король, глубоко вздохнув, сказал своим обычным голосом: