Карл Великий: реалии и мифы

Я решил записать те события, чтобы донести их до потомков… дабы не позволить угаснуть во тьме забвения блестящим делам и славнейшей жизни превосходнейшего и величайшего правителя своей эпохи, а также его деяниям, которые едва ли смогут повторить люди нынешнего времени.

Была и другая причина… а именно, затраты на мое воспитание [nutrimentum], а после того, как я стал вращаться при его дворе, постоянная дружба императора и его детей. Этой дружбой, он так привязал меня к себе и сделал должником и в жизни своей, и в смерти, что я заслуженно мог бы показаться и быть назван неблагодарным, если бы, забывшись, не упомянул оказанные мне милости, а также славные и прекрасные деяния человека, который был моим благодетелем, умолчав и не сказав о его жизни, словно он никогда не жил, оставив все это без описания и должного восхваления

(Vita Karoli, praef.).

Эйнхард подражает Светонию. Это не случайно. Манускрипт с текстом О жизни Цезарей (De vita Caesarum) находился в библиотеке Фульды в то время, когда там был Эйнхард. Несомненно, наш автор читал Светония очень внимательно. Возможно, Эйнхард имел копию De vita Caesarum во время написания своей Истории, или же он многое мог знать на память. Его собственное сочинение напоминает ту часть работы Светония, где описана жизнь Августа[29]. Очевидно, что писатель очень хотел найти сходство между двумя императорами. Но сказать, что Эйнхард слепо подражает Светонию, было бы неверно. Скорее он следовал собственным целям, используя работу Светония лишь как модель. Язык Эйнхарда близок к классическому[30], хотя сам он, ссылаясь на слова Цицерона из Тускуланских бесед (I, 3, 6), извиняется в своем вступлении за то, что, будучи варваром, отважился писать на латыни:

Итак, вот книга, содержащая воспоминания о славнейшем и величайшем муже, в которой, за исключением его деяний, нет ничего, чему можно удивляться, не считая разве того, что я, не будучи римлянином [barbarus], неискусный в римском наречии, вообразил, что могу написать что-то достойное или подобающее на латинском, а также, что я мог впасть в такое бесстыдство, что решил пренебречь словами Цицерона из первой книги Тускуланских бесед, где говорится о латинских писателях. Там мы читаем такие слова: «Когда тот, кто не способен ни снискать благосклонность читателя, ни связать, ни изложить свои мысли, берется за письмо, он, не зная меры, злоупотребляет и досугом своим, и сочинительством»

(Vita Karoli, praef).