Карла

Карла не была так миловидна, как ее подруга. Но стоило повнимательнее всмотреться в ее смуглое лицо — и оно начинало нравиться. У нее было не по летам мускулистое тело, и, казалось, она станет намного выше своей матери и шире ее в кости. Серые с черными ресницами глаза, густые брови и волосы цвета воронова крыла — все это перешло к ней от Маркиты, от отца же она унаследовала красивый нос и ямочку на подбородке. Только рот у нее был, пожалуй, слишком велик для девушки. Но, несмотря на это, всем нравилось, когда она улыбалась, показывая красивые белые зубы. Карла была ловка, проворна, как рыба, и удачлива во всякой работе. Она с первого взгляда понимала, что и как надо сделать. Она пряла и ткала, варила и стирала, умела сшить рубаху и вышить фартук. Одинаково хорошо косила и жала. И ни одна девушка не могла жать дольше, чем Карла! Пахала и сеяла она не хуже Петра, а он ни за что бы не мог так ловко вскочить на лошадь, как это удавалось ей. Сколько Гана ни уговаривала коров во время доения, они все равно не стояли у нее так смирно, как у Карлы, которая на них только покрикивала.

Одним словом, из нее вышла девушка хоть куда, и старостиха часто говаривала, видя Карлу за работой: «Да, вот они, Маркитины золотые руки!». Поэтому и не досадовали они с Милотой, когда заметили, что Карла по душе их Петру. Ведь такая девка лучше, чем добрый кус поля!

Много надежд возлагала Маркита на свою дочку. В ней заключались вся ее радость и счастье. Пока Карла была ребенком, она берегла ее пуще глаза; подрастая, девочка становилась матери все дороже. Немало поточили о них свои языки соседки — ведь и в деревне и в городе есть свои кумушки-сплетницы, и осудили они Маркиту за то, что носится она с Карлой, словно с дочкой стряпчего. Многих брала зависть, ибо все уже знали, что Петр любит Карлу и что его родители не препятствуют этому. Петр был красивый парень, хозяйство — полная чаша, а Карла-то как-никак всего лишь дочь батрачки! Ей завидовали и говорили: «Это дело обстряпала Маркита, ведь она правая рука старостихи».

Но сильно заблуждались те, кто полагал, что все исходило от Маркиты. Напротив, как только заходила речь о замужестве Карлы, она говорила: «Карла не может выйти замуж и не пойдет ни за Петра, ни за кого другого».

Соседки снова терялись в догадках: «Что за притча? Видно, Маркита говорит это неспроста». Однажды старостиха спросила ее:

— Скажи-ка, Маркита, что ты все твердишь, будто Карла не пойдет замуж? Это почему же?

— Я не могу тебе этого сказать — и не требуй. Ведь ты меня знаешь, хозяйка.

— Не бери грех на душу, Маркита! На что же тогда и девка, коли не выходить замуж? — настаивала старостиха.

— Свет не погибнет оттого, выдадим мы Карлу или нет, — отвечала Маркита.

Хозяйка была удивлена. Она передала этот разговор Милоте и уговорила его потолковать с Петром: что, мол, тот скажет и не знает ли он, любит его Карла или нет.

— Вот что, Петр, признайся: по душе тебе Карла? — напрямик обратился Милота к сыну, когда они утром ехали на поле.

— Что и говорить! Мне-то она по душе, да вот я ей не люб, — хмуро отвечал Петр.

— Ну, а ты толковал с ней? — допытывался отец.

— Что вы, батя! Да разве с ней потолкуешь? Она любого осмеет. Попробуй кто-нибудь к ней хоть немножко приласкаться или обнять — она, словно шершень, сразу вцепится в волосы. Вот Вавра Будровых пришел к ней под окошко на прошлой неделе, а она взяла и окатила его водой только потому, что он не захотел сразу уйти, как она приказывала.

Милота громко расхохотался.

— В самом деле, Карла немного дикая, — сказал он. — Зато когда все это в ней перебродит, из нее получится славная женка. А вы, ребята, будьте пообходительнее с девками, вот они вас и полюбят.

— Я люблю Карлу — куда уж больше, но она и слушать ничего не хочет, — пожаловался Петр.

— А ты погоди немного. Время свое возьмет, — успокоил его отец.

Старостиха думала, что мужу все известно, а он между тем знал не больше прежнего. Женщину терзало мучительное сомнение, а так как она не могла поделиться мыслями ни с Маркитой, ни с Карлой, то излила свое горе одной доброй знакомой. Та добрая знакомая поведала своей куме, которая понесла дальше, и вскоре в догадках терялась вся деревня. Тайна Маркиты стала мучить всех. Тут одной сообразительной бабе пришло на ум, что, наверное, у Карлы имеется какой-нибудь изъян. Она немедленно сообщила о своем открытии другой, та убедила в этом третью, и наконец та же добрая знакомая принесла старостихе весть, что у Карлы на теле имеется отвратительная отметина, и Маркита не хочет выдать дочь за Петра, так как боится, что после свадьбы Карла ему опостылеет.

Маркита и не подозревала о пересудах, и когда старостиха объявила ей эту новость, она страшно рассердилась.

— Чтоб пусто было этой бабе! — воскликнула женщина. — Дочка моя воды не замутит, а все-таки мешает им, как репа на дороге. Господь знает, что человеку надобно, а чего у него нет, то ему людские языки привяжут, — добавила она, заливаясь слезами.