- Нашли, вот... - Майор показал мне пакетик с шокером. - Цефалошокер был зажат в ее правой руке, - пояснил он.
- Черт, похоже, накаркали мы вчера... - выругался я.
- В смысле? - не понял Виттенгер. Он не помнил ничего из вчерашнего разговора.
- В смысле не сама ли она все это устроила, - ответил я. На трезвую голову произносить слово "самоубийство" невыносимо тяжело. - Следы какие-нибудь нашли?
- Все пробы сняли, расшифровывать будем в лаборатории - все равно спешить теперь некуда. А на это вы обратили внимание? - Виттенгер указал на экран. Я посмотрел. На экране была лишь одна строка:
Я НИКОГО НЕ УБИВАЛА
Так там было написано, черным по-белому.
- Вот те раз... - пробормотал я, - предсмертная записка? Или один из тех знаков, о которых вы мне вчера толковали?
- О чем вы? Какие еще знаки? - несколько напряженно переспросил Виттенгер. Я попытался напомнить:
- Ну вспомните, вы говорили, что каждое наше движение - это знак...
- И я так говорил? Знаете что, забудьте-ка вы все, что я вам вчера наговорил, - посоветовал он.
- Уже забыл. - Я поспешно последовал его совету. - Так это она писала?
- Не знаю Вводили не голосом, поэтому авторство установить невозможно. Следы на мануалке мы, конечно, проверим, но вряд ли результат анализа поможет нам ответить на вопрос, кто это написал.
Я находился в полнейшей растерянности.
- Ерунда какая-то получается. Предположим, что мы имеем дело с суицидом и текст писала она. Тогда почему она написала "никого", а не, скажем, "своего мужа" или "Альма Перка". Кого еще она не убивала? И если она и вправду никого не убивала, тогда и нет видимого мотива для того, чтобы покончить с собой.
Виттенгер возразил:
- Но ты же собирался обвинить ее еще в одном преступлении. Помнишь, ты просил узнать, где она находилась во время взрыва на Укене. Мне только что сообщили, что взорванный дом принадлежал Франкенбергу и не исключено, что во время взрыва он находился в доме. Кстати, я уверен, ты с самого начала знал, что взорвали Франкенберга, но мне ничего не сказал. Ты и в убийстве старика-профессора собирался ее обвинить?
- Даже если и так - откуда ей стало известно о наших планах? Как она могла догадаться, что мы хотим обвинить ее и в убийстве мужа, и в убийстве Франкенберга? К тому же обвинение в двойном убийстве при условии, что она их не совершала, еще не повод для суицида, особенно учитывая, что у нее есть ребенок. Если только... - Я задумался.
- Если только что? - переспросил Виттенгер.
- Если она причастна к обоим убийствам, то текст предназначался именно для сына - чтобы тот не считал свою мать убийцей. А для нас ее предсмертное послание - своеобразный намек - мол, я все сделала за вас, закройте дело и не травмируйте ребенка, ведь от посмертных обвинений все равно нет никакого проку. И вот еще что... - Я отвел Виттенгера в сторону так, чтобы остальные криминалисты не могли нас слышать. - Скажите честно, может, вы вчера вечером или ночью спьяну попытались поговорить с ней и сболтнули чего лишнего - ей или кому другому?
- Да за кого ты меня принимаешь, черт возьми?! - взревел полицейский. Все криминалисты как по команде подняли головы. Заметив их движение, он тихо добавил:
- Перестань пороть чушь. Я не первый год в полиции, и не тебе меня учить, а тем более - обвинять.
- Ладно, это я так, на всякий случай, - примирительно сказал я. Кстати, как вы так быстро тут оказались?
- В пятнадцать минут девятого сработала сигнализация, - ответил Виттенгер и поспешно пояснил: - Нет, не от вторжения... По всей вероятности, мальчик, проснувшись утром и обнаружив вот это, - он кивнул в сторону мертвого тела, - нажал тревожную кнопку. Теперь этому учат детей с пеленок.
- Понятно. А чем вообще занималась Эмма Перк? - К своему стыду, я до сих пор не удосужился это выяснить.
- Вы разве не знаете? Ну вы даете... Она работала все в том же Институте антропоморфологии. - Виттенгер, похоже, усомнился в моей профессиональной пригодности.
- С мужем? - спросил я.
- Нет, она работала в отделе изучения ретротрансзональных чего-то там... - Виттенгер тоже не научился выговаривать длинные названия институтских отделов.
- Да, да, я понял - в том же отделе, что и Лесли Джонс, - неизвестно чему обрадовался я, странно, что я не обратил на нее внимание.
- Она работала под своей девичьей фамилией, - подсказал Виттенгер. - А вы что, знакомы с Джонсом?
- Не совсем. Мы виделись только раз и то - на похоронах.
- И вы думаете, он может быть замешан? - допытывался Виттенгер.
- Здесь кто угодно может быть замешан, - развел я руками, - особенно если считать смерть Эммы Перк убийством...
Мое замечание Виттенгеру не понравилось.
- Если Эмма Перк была убита, то текст на экране писал убийца. В таком случае ему следовало бы написать признание и в убийстве Альма Перка, и во взрыве на Укене, а тут все наоборот.
Я возразил.