Карлос Кастанеда, книги 1-2 (перевод Б.Останина и А.Пахомова)

Вскоре мы сидели в комнате дона Хуана. Он достал гладкую каменную ступку и пестик. Ступка была сантиметров пятнадцати в диаметре. Дон Хуан развернул большой сверток, в котором лежало несколько мешочков, выбрал из них два и положил на соломенную циновку рядом со мной. Потом добавил к ним еще четыре, такого же размера, из красного узла, который мы привезли. Он объяснил, что в мешочках семена и что я должен растолочь их в мелкий порошок. Дон Хуан развязал первый мешочек и отсыпал из него в каменную ступку. Семена были сухие и круглые, темно-желтого цвета.

Я немедленно принялся толочь, но дон Хуан остановил меня и объяснил, что пестик следует с силой прижимать к краю ступки и проводить им вниз, по дну и вверх, к противоположному краю. Я спросил, что он собирается делать с порошком, но дон Хуан ничего не ответил.

Семена оказались очень твердыми, и я толок их часа четыре. Из-за неудобной позы у меня заболела спина, и я прилег, собираясь немного вздремнуть, но дон Хуан тут же развязал второй мешочек и добавил в ступку из него. На этот раз семена были чуть темнее, чем в первый раз, и слиплись в комок. Кроме них в мешочке был темный порошок, состоящий из каких-то крохотных шариков.

Я проголодался и хотел подкрепиться, но дон Хуан сказал, что если я собираюсь учиться, то должен действовать по определенным правилам, а правила гласят, что, постигая тайны второй доли, дозволяется только пить, да и то немного.

В третьем мешочке копошились какие-то черненькие жучки, а в четвертом лежали свежие белые семена, очень мягкие, но волокнистые, отчего растереть их в кашицу, как велел дон Хуан, оказалось нелегко.

Когда я растолок наконец содержимое всех четырех мешочков, дон Хуан отмерил две чашки зеленоватой воды, вылил ее в глиняный горшок и поставил его на огонь. Вскоре вода закипела. Бросив в нее порцию растертых твердых семян, дон Хуан размешал ее длинной острой палочкой или костью, которую вынул из своей кожаной сумки. Как только вода снова закипела, он добавил по очереди остальные составные-«части, каждый раз помешивая воду палочкой. Затем вылил в горшок еще одну чашку зеленоватой воды и оставил смесь на слабом огне.

Теперь он объявил, что пора толочь корень. Он осторожно извлек из красного узла корень дурмана длиной сантиметров в сорок и толщиной не меньше трех сантиметров и сказал, что это вторая доля. Он отмерил ее сам, поскольку это был его корень, а в следующий раз, по его словам, отмерять корень буду я.

Дон Хуан придвинул ко мне большую ступку, и я принялся толочь корень так же, как он когда-то толок первую долю. Старик направлял ход моих действий, и мы опять оставили толченый корень мокнуть в миске с водой на ночном ветерке.

Тем временем смесь, кипящая в глиняном горшке, загустела. Сняв горшок с огня, дон Хуан поставил его в сетку, а сетку подвесил к потолочной балке посреди комнаты.

На следующий день, часов в восемь утра, мы с доном Хуаном занялись приготовлением водной вытяжки из корня. День был солнечный, и дон Хуан истолковал хорошую погоду как знак того, что я, в отличие от него, «травке» нравлюсь – с ним она в свое время обходилась скверно.

Порядок приготовления вытяжки был такой же, как и для первой доли. К вечеру, после того как воду слили восемь раз, на дне миски осталось с ложку желтоватой кашицы.

Мы вернулись в комнату, где лежали два неиспользованных мешочка. Дон Хуан развязал один из них, сунул в него руку, а другой рукой прижал края мешочка к запястью. Судя по движениям его руки, там было что-то живое. Быстрым движением дон Хуан вывернул мешочек, как перчатку, наизнанку и сунул руку прямо мне в лицо. В руке он держал ящерицу. Ее головка находилась в нескольких сантиметрах от моих глаз; в ней было что-то необычное. Приглядевшись внимательнее, я невольно отшатнулся: рот ящерицы был зашит грубыми стежками! Старик велел мне взять ящерицу в левую руку. Я сжал ее, но она тут же принялась извиваться в моем кулаке. Меня затошнило, ладони взмокли от пота. Дон Хуан схватил второй мешочек, сходным движением извлек из него вторую ящерицу и также поднес ее к моему лицу. У этой ящерицы были зашиты веки! Дон Хуан велел держать ее в правой руке.

К тому времени, как обе ящерицы оказались у меня в руках, я был на грани обморока и желал лишь одного: отшвырнуть их прочь и удрать подальше.

– Не раздави их, – предостерег дон Хуан. От звука его голоса я пришел в себя.

Дон Хуан спросил, что со мной. Он пытался сохранить серьезное выражение лица, но не сумел – и расхохотался. Я попробовал ослабить хватку, однако ладони у меня так сильно вспотели, что ящерицы могли вот-вот выскользнуть. Они царапали меня острыми коготками, вызывая чувство острого омерзения и тошноты. Я закрыл глаза и стиснул зубы. Одна из ящериц уже выбралась на запястье; чтобы освободиться, ей оставалось выдернуть головку, зажатую в моих пальцах.