Карлос Кастанеда, книги 1-2 (перевод Б.Останина и А.Пахомова)

Высохшая мазь шелушилась на висках. Я собирался втереть очередную порцию, как вдруг обнаружил, что сижу по-японски, на пятках. Я совершенно не помнил, в какой момент принял это положение. Еще через несколько минут я заметил, что сижу на полу в каком-то помещении с высокими сводчатыми потолками. Своды были не кирпичные, как мне сначала показалось, а сложены из массивных каменных глыб.

«Переход» оказался для меня очень трудным. Он произошел внезапно, я не был к нему готов. Я видел все как бы в тумане или во сне, но картина, которую я видел, оставалась неизменной. Я мог задержать взгляд на любом предмете и подробно его рассмотреть. Видение было не столь отчетливым и реальным, как под воздействием пейотля, а слегка размытым, словно акварель.

Я не знал, смогу ли я встать, но уже в следующее мгновение понял, что мое положение изменилось. Я находился на верху лестницы, внизу стояла X. – моя приятельница. Ее глаза горели безумным лихорадочным блеском, она смеялась так громко и неестественно, что мне стало страшно. X. пошла по лестнице вверх. Я захотел убежать и спрятаться, потому что, как мелькнуло у меня в голове, «она уже съезжала с катушек». Я укрылся за колонной, и X. прошла мимо, не заметив меня. «Она снова сходит с ума», – была следующая моя мысль. И наконец, последняя мысль, которую я запомнил: «Она всегда так смеется перед очередным срывом».

Внезапно все вокруг прояснилось и стало ничуть не похожим на сон; все выглядело вполне реальным, но увиденным как бы сквозь оконное стекло. Я хотел потрогать колонну, за которой прятался, и понял, что не могу шевельнуться. Вместе с тем я знал, что могу стоять и наблюдать сколь угодно долго. Я был внутри наблюдаемой сцены, но не ее частью. Насколько я мог судить, я пребывал в здравом уме и трезво воспринимал окружающее. Все происходило как в обычном состоянии сознания, и все же я знал, что это – не обычное состояние!

Внезапно сцена переменилась. Была ночь. Я находился в вестибюле какого-то здания. Здесь царил полумрак, и я понял, что предыдущая сцена была залита ярким солнечным светом, хотя тогда и не обратил на это внимания. Затем я увидел молодого человека, который выходил из комнаты с большим рюкзаком за спиной. Я не знал, кто он такой, хотя видел его раньше два-три раза. Он прошел мимо меня и стал спускаться по лестнице.

К этому времени у меня прекратилось всякое внутреннее сопротивление гаданию. «Кто этот парень? – подумал я. – Зачем я его вижу?»

Сцена в очередной раз изменилась, и я увидел, как этот же молодой человек возится с книгами: склеивает между собой страницы, соскабливает штампы, смывает надписи... Затем он принялся аккуратно расставлять книги по полкам. Полок было много: насколько я понял, действие происходило не в его комнате, а в каком-то хранилище. Появились другие образы, уже не столь отчетливые. Сцена затуманилась, все закружилось у меня перед глазами.

Дон Хуан тряс меня за плечи, я проснулся. Он помог мне подняться, и мы пошли к дому.

С того момента, как я начал втирать мазь в виски, прошло три с половиной часа, но видения длились не более десяти минут. Никаких болезненных последствий я не ощущал – хотелось только есть и спать.

18 апреля 1963 года, четверг

Вчера вечером дон Хуан попросил рассказать обо всем происшедшем, но я так хотел спать, что ни на чем не мог сосредоточиться. Сегодня, едва я проснулся, он повторил свою просьбу.

Когда я закончил рассказ, старик спросил:

– Кто сказал тебе, что твоя приятельница «съезжала с катушек»?

– Никто. Я сам об этом подумал.

– Ты полагаешь, что ты это сам подумал?

Я ответил утвердительно, хотя, честно говоря, у меня не было ни малейших причин считать X. психически больной. Эта мысль пришла ко мне неизвестно откуда. Дон Хуан ехидно посмотрел на меня. Я спросил, почему он мне не верит. Он рассмеялся и сказал, что я привык легкомысленно относиться к своим поступкам.

– Я что-то сделал неправильно, дон Хуан?

– Тебе следовало слушать ящерицу.

– Как это?

– Ящерица на твоем плече рассказывала тебе все, что видела ее сестра. Она говорила с тобой, а ты не обращал на это внимания, принимал ее слова за собственные мысли.

– Но это и были мои собственные мысли!

– В том-то и дело, что нет! Такова суть этого гадания: здесь надо не столько смотреть, сколько слушать. Я хотел предупредить тебя, но вспомнил, что мой благодетель этого не делал.

– Похож был твой опыт на мой?

– Нет. У меня было жуткое путешествие, я едва не погиб.

– Почему?

– Вероятно, потому, что «травка» невзлюбила меня, или потому, что я и сам толком не знал, о чем хочу спросить. Как ты вчера. Ты, наверное, думал о своей приятельнице, когда спрашивал о книгах?

– Не помню.

– Ящерицы никогда не ошибаются и любую мысль воспринимают как вопрос. Ящерица вернулась и рассказала невесть что о твоей приятельнице, потому что ты и сам не знал, о чем тогда думал.

– Ну а второе видение?

– Когда ты задал вопрос, твои мысли были более устойчивыми. Именно так и должно проводиться это гадание.

– Ты хочешь сказать, что первое видение нельзя принимать всерьез?