К тому времени, когда знание становится пугающим делом, человек также осознает, что смерть является незаменимым партнером, который всегда рядом. Каждая капля знания, которая становится силой, имеет своим центральным фактором смерть. Прикосновением смерти завершается все, и все, чего она коснулась, действительно становится силой.
Человек, который следует путями магии, встречается с возможностью полного уничтожения на каждом повороте пути и неизбежно начинает остро осознавать свою смерть. Без осознания смерти он будет только обычным человеком, совершающим заученные действия. У него будет отсутствовать необходимые скорость и концентрация, которые преобразуют его обычное время на земле в волшебную силу.
Таким образом, чтобы стать воином, человек должен прежде всего — и правильно, что это так, — остро осознавать свою собственную смерть. Но озабоченность смертью заставляет любого из нас фокусироваться на самом себе, а это ослабляет. Поэтому, следующая вещь, которая необходима, чтобы стать воином, — это отрешенность. Мысль о неминуемой смерти вместо того, чтобы стать навязчивой идеей, перестает играть роль.
Дон Хуан остановился и взглянул на меня. Он, казалось, ожидал замечаний.
— Ты понимаешь? — спросил он.
Я понимал то, что он говорил, но я лично не мог представить, как кто-либо может прийти к чувству отрешенности. Я сказал, что с точки зрения моего собственного ученичества, я уже пережил момент, когда знание становится устрашающим. Я мог также абсолютно искренне сказать, что я больше не находил поддержки в обычных занятиях моей повседневной жизни. И я хотел, или, может быть, даже более, чем хотел, — я нуждался в том, чтобы жить, как воин.
— Теперь ты должен отрешиться, — сказал он.
— Отрешиться от чего?
— Отрешиться от всего.
— Это невозможно. Я не хочу быть отшельником.
— Быть отшельником — это потакание себе, и я никогда не имел этого в виду. Отшельник не отрешен, так как он сознательно предается отшельничеству. Только мысль о смерти может сделать человека достаточно отрешенным, так что он не сможет больше ни предаваться чему-либо, ни в чем-либо себе отказать. Человек такого сорта, однако, ничего не жаждет, потому что он приобрел молчаливую страсть к жизни и ко всем вещам жизни. Он знает, что смерть нагоняет его и не даст ему времени за что-либо зацепиться, поэтому он испытывает, без алчности, все и вся.
Отрешенный человек, который знает, что у него нет никакой возможности отбиться от своей смерти, имеет только одну вещь, чтобы поддерживать себя, — силу своих решений. Он должен сделаться, так сказать, хозяином своего выбора. Он должен полностью понимать, что он сам отвечает за свой выбор, и если он однажды сделал его, то у него нет больше времени для сожалений или упреков в свой адрес. Его решения окончательны просто потому, что смерть не дает ему времени привязаться к чему-либо.
И, таким образом, с осознанием своей смерти, со своей отрешенностью и силой своих решений воин организует свою жизнь стратегически. Знание о своей смерти ведет его, делает отрешенным и молчаливо страстным; сила его окончательных решений делает его способным выбирать без сожалений, и то, что он выбирает, стратегически всегда самое лучшее; поэтому он выполняет все, что он должен выполнить, со вкусом и страстной эффективностью. Когда человек ведет себя таким образом, можно справедливо сказать, что он воин и что он приобрел терпение.
Дон Хуан спросил, не хочу ли я что-то сказать, и я заметил, что задача, которую он описал, отнимает всю жизнь. Он сказал, что я слишком часто возражаю ему, но он знает, что я вел себя или, по крайней мере, старался вести себя в своей повседневной жизни как воин.
— У тебя достаточно хорошие когти, — сказал он, смеясь. — Показывай их мне время от времени. Это неплохая практика.
Я жестом изобразил когти и зарычал, и он засмеялся. Затем он откашлялся и продолжал:
— Когда воин достиг терпения, он на пути к своей воле. Он знает, как ждать. Его смерть сидит рядом с ним на циновке, они друзья. Его смерть загадочным образом советует ему, как выбирать, как жить стратегически. И воин ждет! Я бы сказал, что воин учится без всякой спешки, потому что он знает, что он ждет свою волю; и однажды он добьется успеха в выполнении чего-либо, что обычно совершенно невозможно выполнить. Он может даже не заметить своего необычного поступка. Но по мере того, как он продолжает совершать необычные поступки, или по мере того, как необычные вещи продолжают случаться с ним, он начинает осознавать, что проявляется какого-то рода сила. Сила, которая исходит из его тела, по мере того, как он продвигается по пути знания. Сначала она подобна зуду в животе, или ощущению тепла, которое нельзя успокоить. Затем это становится болью, большим неудобством. Иногда боль и неудобство так велики, что у воина бывают конвульсии в течение нескольких месяцев. Чем сильнее конвульсии, тем лучше для него. Отличной воле всегда предшествует сильная боль.