— Зачем кому-либо этим заниматься? — настойчиво повторил дон Хуан. — Ты был на митотах и должен помнить, что никто не объяснял тебе, что чувствовать или делать, — никто, кроме самого Мескалито.
Я настаивал на том, что такое объяснение невозможно, и вновь попросил рассказать каким способом достигается соглашение.
— Я знаю, зачем ты приехал, — сказал дон Хуан загадочным тоном. — Но я не могу тебе помочь в твоем затруднении, потому что не существует никакой системы настройки.
— Но как же все эти люди соглашаются относительно присутствия Мескалито?
— Они соглашаются потому, что видят, — драматически произнес дон Хуан. — Почему бы тебе не побывать еще на одном митоте и не увидеть все самому?
Я понял, что это ловушка. Я ничего не ответил и отложил свои записи. Он не настаивал.
Некоторое время спустя он попросил меня отвезти его к дому одного из его друзей. Большую часть дня мы провели там. В ходе разговора его друг Джон спросил меня, что стало с моим интересом к пейотлю. Почти восемь лет назад Джон давал мне батончики пейотля при моем первом опыте. Дон Хуан пришел мне на помощь и сказал, что я делаю успехи.
По пути назад к дому дона Хуана я почувствовал себя обязанным сделать замечание относительно вопроса, заданного Джоном, и сказал среди прочего, что у меня нет намеренья учиться чему-либо еще о пейотле, потому что это требует мужества такого сорта, которого у меня нет, и что я, сказав о своем решении оставить учение, действительно имел это в виду. Дон Хуан улыбнулся и ничего не сказал. Я продолжал говорить, пока мы не подъехали к дому.
Мы сели на свободное место перед дверью. Был жаркий ясный день, но дул легкий ветер, достаточный, чтобы сделать погоду приятной.
— Почему ты так настаиваешь на этом? — внезапно спросил дон Хуан. — Сколько лет ты уже говоришь, что не хочешь больше учиться?
— Три года.
— Почему ты так беспокоишься по этому поводу?
— Я чувствую, что предаю тебя, дон Хуан. Наверно, поэтому я все время об этом говорю.
— Ты меня не предаешь.
— Ты обманулся во мне. Я убежал. Я чувствую себя побежденным.
— Ты делаешь то, что можешь. Кроме того, ты еще не побежден. То, чему я тебя учу, очень трудно. Для меня, по крайней мере, это было еще трудней.
— Но ты выдержал, дон Хуан. Со мной все иначе. Я сдался и приехал тебя навестить не потому, что хочу учиться, а потому, что хотел тебя попросить прояснить некоторые моменты относительно моей работы.
Дон Хуан секунду смотрел на меня, а затем отвел взгляд.
— Ты должен позволить дымку направить себя, — сказал он с нажимом.
— Нет, дон Хуан, я не могу больше принимать твой дымок. Я думаю, что уже выдохся.
— Ты еще даже не начинал.
— Я слишком боюсь.
— Понятно, что боишься. В страхе нет ничего нового. Не думай о том, что ты боишься. Думай о чудесах виденья.
— Я искренне хотел бы думать об этих чудесах, но я не могу. Когда я думаю о твоем дымке, я чувствую своего рода тьму, наплывающую на меня. Это как если бы на земле не было больше людей, никого, к кому можно было бы обратиться. Твой дымок показал мне бездонное одиночество, дон Хуан.
— Это не так. Возьми, например, меня. Дымок — мой олли, и я не ощущаю такого одиночества.
— Но ты другой. Ты победил свой страх.
Дон Хуан слегка похлопал меня по плечу.
— Ты не боишься, — сказал он мягко. В его голосе было странное обвинение.
— Разве я лгу тебе о своем страхе, дон Хуан?
— Мне нет дела до лжи, — ответил он резко. — Но мне есть дело до кое-чего другого. Причина того, что ты не хочешь учиться, не в том, что ты боишься. Тут есть что-то еще.
Я настойчиво побуждал его сказать мне, что же это такое. Я спорил с ним, но он не возражал мне — просто качал головой, как бы не в силах поверить, что я не знаю этого сам.
Я предположил, что, возможно, инерция удерживает меня от учения. Он захотел узнать значение слова «инерция». Я прочел ему в словаре: «Тенденция материи сохранять покой, если она покоится, или, в случае движения, сохранять движение в прежнем направлении, если на нее не воздействует какая-нибудь внешняя сила».
— Если на нее не воздействует какая-нибудь внешняя сила, — повторил он. — Это, пожалуй, лучшие слова, которые ты нашел. Я уже говорил тебе, что только дырявый горшок может взять на себя задачу стать человеком знания своими собственными силами. К трезвомыслящему человеку необходимо применять хитрость.
— Но я уверен, найдется масса людей, которые с радостью взяли бы на себя такую задачу.
— Да, но они не в счет. Они обычно уже с трещиной. Они подобны тем тыквам, которые выглядят целыми, но потекут в ту же минуту, как только надавишь на них, или как только наполнишь их водой. Тебя мне пришлось однажды вовлечь в учение хитростью, так же как и мой бенефактор вовлек меня. В противном случае ты не научился бы и тому, что знаешь сейчас. Может быть, пришло время снова применить к тебе этот же трюк?