Карлос Кастанеда, книги 1-2 (ред. В.О.Пелевин, carlitoska)

Мой визит к дону Хуану положил начало следующему циклу. Мне не потребовалось никаких усилий для того, чтобы вновь попасть в старое русло удовольствия от его чувства драматизма, его юмора и терпения по отношению ко мне. Я определенно чувствовал, что мне нужно бывать у него чаще. Не видеть дона Хуана было действительно большой потерей для меня, и, кроме того, меня сильно интересовали некоторые вещи, которые я хотел с ним обсудить.

После того, как я закончил книгу о его учении, я начал перебирать те свои полевые записи, которые не вошли в нее. Выяснилось, что я опустил довольно много ценной информации, потому что делал акцент на состояниях необычной реальности. Просматривая свои записки, я пришел к заключению, что умелый маг может спровоцировать у своего ученика самые необычные состояния восприятия, просто «манипулируя социальными ключами». Все мои построения, касающееся природы этих манипулятивных процедур, основывались на предположении, что для создания заданного спектра восприятия необходим ведущий. Чтобы проверить эту гипотезу, я решил детальнее изучить пейотльные собрания магов. Исходя из того, что на этих собраниях маги приходили к соглашению относительно природы реальности без какого-либо открытого обмена словами или знаками, я сделал вывод, что для достижения такого соглашения используется очень запутанный код. Я разработал сложную систему для реконструкции этого кода, и отправился с ней к дону Хуану, чтобы узнать его мнение о моей работе и спросить совета.

21 мая 1968 года.

Во время моего путешествия к дону Хуану ничего необычного не случилось. Температура воздуха в пустыне превышала сорок градусов, что было довольно утомительно. После обеда жара стала спадать, и, когда я ранним вечером подъехал к его дому, дул прохладный ветер. Я не очень устал, поэтому мы сели поговорить в его комнате. Это был не тот разговор, который стоило записывать, я не придавал ему большого значения. Мы говорили о погоде, об урожае, о его внуке, индейцах яки, мексиканском правительстве. Я заметил, что мне всегда нравилось то особое ощущение, которое возникает, когда разговариваешь в темноте. Он сказал, что это соответствует моей разговорчивой натуре, что мне нравится болтовня в темноте, потому что болтовня — единственное, что я могу делать в это время. Я возразил, что мне нравится не сам по себе разговор, а убаюкивающее тепло темноты, которое при этом возникает. Он спросил, что я делаю дома, когда становится темно. Я ответил, что всегда включаю свет или гуляю по освещенным улицам, пока не придет время спать.

— О-о… — протянул он с некоторым разочарованием, — я думал, что ты научился использовать темноту.

— Для чего ее можно использовать? — спросил я.

Он сказал, что темнота (он назвал ее «темнота дня») — лучшее время для того, чтобы видеть. Слово «видеть» он произнес с особенной интонацией. Я захотел выяснить, что он имеет в виду, но он ответил, что уже слишком поздно, чтобы вдаваться в этот вопрос.

22 мая 1968 года.

Как только я проснулся утром, я безо всяких вступлений рассказал дону Хуану, что разработал систему, объясняющую происходящее на пейотльном собрании — митоте. Я взял свои записи и прочел то, что мне удалось создать. Он терпеливо слушал, пока я старался разъяснить свою схему.

Я утверждал, что необходим тайный лидер, способный настроить участников таким образом, чтобы они могли прийти к заданному соглашению. Я отметил, что люди присутствуют на митоте для того, чтобы найти Мескалито и получить от него урок правильного образа жизни. При этом они не обмениваются между собой ни единым словом или жестом, и все же они находятся в согласии относительно присутствия Мескалито и содержания его урока. По крайней мере, именно так было на том митоте, на котором я присутствовал: все согласились, что Мескалито появился перед ними и дал им урок. На своем собственном опыте я убедился, что форма индивидуального появления Мескалито и его последующий урок были поразительно единообразны, хотя варьировали по содержанию от человека к человеку. Я не мог объяснить такого единообразия иначе, как приняв его результатом скрытой и сложной настройки.

У меня ушло почти два часа на то, чтобы прочесть и объяснить дону Хуану сконструированную мной схему. Закончив, я попросил его своими словами рассказать, какова в действительности процедура приведения участников митота к соглашению. Когда я перестал говорить, дон Хуан нахмурился. Я подумал, что мои объяснения его заинтересовали; он, казалось, был глубоко задумавшимся. После некоторого молчания я спросил его, что он думает о моей схеме.

Мой вопрос внезапно изменил выражение его лица. Вначале он улыбнулся, а затем стал раскатисто хохотать. Я тоже попытался засмеяться и нервно спросил, что здесь смешного.

— Ты сошел с ума! — воскликнул он. — Зачем кто-то будет заниматься настройкой кого-либо в такое важное время, как митот? Ты думаешь, что с Мескалито можно валять дурака?

На секунду я подумал, что он уклоняется от ответа на мой вопрос.