Карма

Мата, а Манаса – это жена дяди, который на картинке у бапу?

Гуру Нанака?

Ну да. Он сикх. Она индуска. Как вы с бапу.

Майя, никогда, никогда не говори этого при отце. А теперь встань на колени. Три раза. Будешь делать так каждый день.

Майя значит «сновидение»

Мама рассказала об этом, когда мне было пять лет. Так что, Майя, смело доверяйся снам.

Ее зовут Джива, – сказал бапу, разминая в пальцах чапати[3].

Бапу, а почему нельзя, чтобы меня звали Майя?

Он вздохнул и наклонился совсем близко ко мне. Посмотри на меня, Джива. Что ты видишь?

Бороду?

Что еще?

Моего бапу!

Да, твоего бапу. Но в один прекрасный день, когда вырастешь, ты поймешь, что я был только сном. И твоя мама тоже. Всё вокруг нас – ненастоящее. Всё – только завеса, которая скрывает от нас истину. А истинно лишь бытие Бога. Всё остальное – сплошная иллюзия.

Сказав это, он снова принялся за еду.

Амар! – воскликнула мама. – Ты испугал ребенка!

(На самом деле только озадачил.)

Она должна знать правду, Лила.

Ей всего пять!

Майя означает «заблуждение». Майя – это то, чего сикх должен беречься в земной жизни. Он отодвинулся от стола.

Почему ты должен меня беречься?

(Тут я расплакалась.)

Не тебя, Майя. Тьфу, то есть Джива. Дело в том, что духовного просветления может достичь только тот, кто убережется от чар Майи.

Мата взяла меня на руки. Еще его можно достичь через сострадание, – возразила она бапу.

Тебя зовут Джива, – сказал он, захлопнув за собой дверь с сеткой от насекомых. – Не забывай этого.

Милая Майя, жизнь – это иллюзия. И смерть, оказывается, тоже. Что же тогда настоящее? Что остается, когда нас больше нет? Остаются две вещи: Любовь и Прощение. Не забывай этого.

29—30 октября 1984

Вот мы и дома

Индия кипит и булькает как лава. Воздух кажется паром. Вместо асфальта – расплавленная смола. Шасси самолета касаются посадочной полосы и погружаются в битум.

Бапу надевает тюрбан. Придерживает на колене урну с прахом маты. И шепчет, вздохнув: Вот мы и дома.

Обращается он при этом не ко мне.

Мы прилетели

Не в Чандигарх, Город красоты, где уже месяц скорбят, плача и стеная, сестры маты, не в Золотой штат Пенджаб, а пока что в Нью-Дели – в смрадный и шумный город, где улицы плотно забиты человеческими телами, полны громких и тихих голосов.

Звуков отчаяния.

Запаха мочи.

Еды еды

хочу есть

умоляет однорукая женщина

хочу есть

своей невидимой рукой

денег

тянется ко мне

денег

хватает за руку

еды

меня пробирает озноб

дай мне денег

глаза у нее – как блюдца

неделю не ела

череп – как полная луна

хочу есть

белая кость

хочу есть

как белый камень под кожей

Джива, отвернись, – говорит бапу.

Но я не могу.

еды еды

хнычут ее дети

еды еды

поют свою голодную песню

еды еды

животы вздулись

еды

как воздушные шарики

Отвернись. Все равно им не помочь.

еды

их мать оголяет грудь

еды

сморщенную, пустую

еды

Отвернись.

Рикша рикша

рикша рикша

хотите рикшу

Не надо рикши, – говорит бапу маленькому очень темнокожему мужчине, который притворяется, что не слышит его.

куда ехать

куда ехать

Он жилистый. Кожа вся в бороздках, как выделанная свиная.

очень быстрый рикша,

очень-очень быстрый

Он весь гнется и извивается, чуть ли не наматывается бапу на руку.

хорошая цена

только для тебя

сын Индии что вернулся с чужбины

Отец привез меня в страну говорящих змей.

куда ехать

я отвезу

садись садись

НЕ НАДО РИКШИ, – кричит бапу.

Мужчина припадает к земле и шипит.