Карма

Или в глубине каждого из нас засел вопрос, который неотступно всплывает в наших снах?

Он кидает еще один камень. Из листвы выпархивает перепуганный белый попугай.

Как нам назвать свою вину? – шепчет Акбар.

У Майи дрожат губы. Крупной дрожью, как если бы кто-то теребил ее нижнюю губу. Я отворачиваюсь. Она сейчас хуже чем голая.

(Помоги.)

Я встаю. Простираю руки к далекому плоскому горизонту.

Не пугайся, когда перед тобой открывается безграничное. Как пустыня безгранична для взора, так и любовь безгранична для сердца.

Кто тебя этому научил? – спрашивает Бариндра.

Ты.

Бариндра качает головой.

Это мудрые слова, – говорит Акбар. – Что, если ты научился им в своем загадочном детстве?

Я пропускаю сказанное им мимо ушей. Поворачиваюсь и смотрю на Майю. Она крепко сжимает кулаки. Пальцы окрасились красным от платка, который она мяла в руках. Хочется понять, помог я ей или нет еще на какое-то время сохранить свою тайну.

Наперегонки

Мы стремимся на запад, к горизонту, к подвижной полоске, отсекающей небо от земли. Мягкие верблюжьи копыта-мозоли оставляют вереницы следов, похожих на стежки, которыми заштопаны прорехи в плоском ландшафте.

Долго тянется утро. Потом приближается полдень. Желтый шар солнца заползает всё выше и выше. От жары и размеренного верблюжьего бега я отключаюсь, голова безвольно свешивается вперед, подбородок бьется о грудь. Из уголка рта стекает слюна, как у задремавшей в автобусе беззубой старушки. В то, что я родился кочевником, сейчас верится с трудом.

Я оглядываюсь через плечо на Акбара. Одной рукой он держит повод, другой – Майю за бедро. Она спит, прислонившись к нему спиной, пристроив затылок ему под подбородок. Неужели она так легко поддалась его чарам?

Акбар смотрит на меня с ухмылкой.

Когда линию горизонта ломают своими охряными вершинами песчаные холмы, Акбар кричит мне: Под ними мы сегодня заночуем!

Мне на глаза попадается плетка, заткнутая за ремень на шее у Мумаль.

Давай до барханов наперегонки, Акбар! Кто приходит последним, тот развьючивает верблюдов.

Ты один на верблюде и совсем мальчишка! – отзывается он. – А нас тут двое!

Я подстегиваю Мумаль.

Двое-то двое, но ты, Акбар, старый и тощий! Высох, как мертвое дерево!

Да, это правда, маленький братец, провонявший навозом! А знаешь, какая еще есть правда?

Какая, мой морщинистый друг на пердячем верблюде?

Мумаль – ленивая! Прямо как ты!

Акбар стегает Мохиндру. Верблюд проносится мимо меня неловко сложенной скаковой лошадью.

У Майи платок слетает с головы. Ее улыбка мне как ножом по сердцу. Неужели я ее потерял?

Ни при чем

Ты тут ни при чем, Сандип.

Таким я Бариндру никогда не видел. Таким решительным. Уверенным в себе. И черствым.

Надеюсь, Акбар знает, куда мы едем.

Разумеется.

Но мне ты этого не скажешь.

Не скажу.

По-твоему, не подозрительно, что Фарук так внезапно заболел? И что ты до сих пор не был знаком с его десятым внуком?

Я прослежу за ним. Обещаю. А теперь, раз уж проиграл пари, может, займешься поклажей?

К сожалению, Бариндра слишком хорошо думает о людях. Вогнав в мягкую землю колышки для Майиной палатки, я пытаюсь улучить момент и подсунуть ей дневник. Хочется знать, что она думает. О том, что наш проводник распускает руки. И не говорит, куда он нас ведет.

Но Акбар не спускает с меня глаз. Как коршун, наметивший себе в добычу грызуна.

От идеи с дневником приходится отказаться.

Бархан

Песок под ногами похож на шелк.

Мы с Майей взбираемся на бархан – склонив головы, оскальзываясь назад после каждого шага. Сначала Майя держит спину прямее обычного, сгибает руки в локтях, выше поднимает колени. А потом уже карабкается, как песчаный краб. Я карабкаюсь сразу за ней.