Читаем Карма полностью

На голове у него тюрбан. Я видела, как он в сосредоточенной задумчивости наматывает на голову этот длинный кусок синей хлопчатобумажной ткани. У меня такое ощущение, что он не снимет его всю долгую дорогу домой.

Ты будешь мне писать? – спросила я Сандипа перед тем, как мы расстались.

Если твой отец разрешит.

За это можно не беспокоиться. Вера требует от бапу искать прощения за грехи. А к тебе он, как ему кажется, был несправедлив.

Тогда я буду писать. И обещаю снова тебя разыскать, мери джан. Здесь. Там. Или где-нибудь посередине.

Я наклоняюсь и вытаскиваю из-под переднего сиденья подарок Сандипа. Развязываю бечевку, разворачиваю толстую вощеную бумагу.

Сверху на обложке приклеен маленький кусочек бумаги – старательно разглаженный, чтобы не осталось морщинок.

Написанные на нем слова почти невозможно разобрать.

Затоптаны тысячью ног не замечающих его индийцев.

Но я и так знаю, что это за слова. Потому что написала их я:

Мы не знаем, что ждет нас в жизни.Как отличить предначертанное от случайности?И как иметь уверенность хоть в чем-то?М.<p><emphasis>Последняя запись</emphasis></p>

Я ничего не могу с собой поделать. Открываю дневник Сандипа в самом конце. Перелистываю пустые страницы, пока не дохожу до последней записи.

4 декабря 1984

(записано 15 декабря)

Акбар! – кричу я ему. – Я хочу узнать еще одну вещь.

Какую?

Он натягивает вожжи. Поворачивает могучего Мохиндру так, чтобы с его спины видеть меня.

Скажи, как меня на самом деле зовут.

Видишь? Ты тоже любопытный, не только я.

Как меня зовут?

В ночь перед тем, как тебе родиться, мой маленький братец, нашей матери снился сон про восхождение Мухаммада на Седьмое небо. В честь этого великого путешествия Пророка она дала тебе имя Мирадж.

А Акбар – это твое настоящее имя?

Может, да. А может, и нет. Возможно, в один прекрасный день ты узнаешь правду. Когда твоя память восстанет из пустыни, как некогда похороненный песками город.

Но даже если это случится, Акбар, я же не собираюсь жить в пустыне.

Понятно, что не собираешься. И все равно запомни, что между тобой и мной больше сходства, чем тебе кажется.

<p><emphasis>Желание</emphasis></p>

Мирадж.

Я закрываю глаза и представлю, что он со мной. Держит мое лицо тонкими и длинными руками. Губы – нежные и темные, как цветок корицы. Из его губ в мои летят слова поэта:

Мечтаю только о возлюбленном своем,И сердцу больше ничего не надо.Рукой ласкаю память о его руках,Тончайших, нежных, цвета шоколада.

Моего возлюбленного зовут Мирадж.

Мы находим друг друга в темноте. Наше желание указывает нам путь из пределов невинности. Наши языки – тоже. От робости мы неуклюжие, но чуткие. Мы сдерживаемся? Медлим?

Наверно. Но лишь для того, чтобы отдышаться. Потому что страсть наша – как море: накатывает волна за волной, пока не выбросит на пустынный берег наши нагие беззащитные души, пока не облегчит нашу боль.

Молодым советуют дождаться, пока чувства догонят в развитии тело. Но что, если это уже произошло? Что, если страсть готова освободить нас от печалей и страха?

И кроме того, если не мы – то как миру узнать, что любовь существует?

<p><emphasis>Огромное спасибо</emphasis></p>за поддержкуФонду искусств провинции АльбертаКанадскому совету по искусствуза силуРэндуза радостьВиктории, Дэвиду, Тиган и Маркуза полезные отзывыШарлотте ГиллСью Хилл Виктору РамраджуПолине Редфернза ценные советыНадиму Пармаруза мудростьДжону Пирсуза увлеченностьКейтлин ДрейкДженнифер Нотманза дальновидностьRazorbill/Penguin Group (USA)Puffin Canada/Penguin Group (Canada)за помощь и руководствоДжиллиан Левинсонза довериеДжессике Ротенбергза вдохновениенароду Индии
Перейти на страницу:

Все книги серии 4-я улица

Похожие книги

Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия
Кража
Кража

«Не знаю, потянет ли моя повесть на трагедию, хотя всякого дерьма приключилось немало. В любом случае, это история любви, хотя любовь началась посреди этого дерьма, когда я уже лишился и восьмилетнего сына, и дома, и мастерской в Сиднее, где когда-то был довольно известен — насколько может быть известен художник в своем отечестве. В тот год я мог бы получить Орден Австралии — почему бы и нет, вы только посмотрите, кого им награждают. А вместо этого у меня отняли ребенка, меня выпотрошили адвокаты в бракоразводном процессе, а в заключение посадили в тюрьму за попытку выцарапать мой шедевр, причисленный к "совместному имуществу супругов"»…Так начинается одна из самых неожиданных историй о любви в мировой литературе. О любви женщины к мужчине, брата к брату, людей к искусству. В своем последнем романе дважды лауреат Букеровской премии австралийский писатель Питер Кэри вновь удивляет мир. Впервые на русском языке.

Анна Алексеевна Касаткина , Виктор Петрович Астафьев , Джек Лондон , Зефирка Шоколадная , Святослав Логинов

Фантастика / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Драматургия
Испанский театр. Пьесы
Испанский театр. Пьесы

Поэтическая испанская драматургия «Золотого века», наряду с прозой Сервантеса и живописью Веласкеса, ознаменовала собой одну из вершин испанской национальной культуры позднего Возрождения, ценнейший вклад испанского народа в общую сокровищницу мировой культуры. Включенные в этот сборник четыре классические пьесы испанских драматургов XVII века: Лопе де Вега, Аларкона, Кальдерона и Морето – лишь незначительная часть великолепного наследства, оставленного человечеству испанским гением. История не знает другой эпохи и другого народа с таким бурным цветением драматического искусства. Необычайное богатство сюжетов, широчайшие перспективы, которые открывает испанский театр перед зрителем и читателем, мастерство интриги, бурное кипение переливающейся через край жизни – все это возбуждало восторженное удивление современников и вызывает неизменный интерес сегодня.

Агустин Морето , Лопе де Вега , Лопе Феликс Карпио де Вега , Педро Кальдерон , Педро Кальдерон де ла Барка , Хуан Руис де Аларкон , Хуан Руис де Аларкон-и-Мендоса

Драматургия / Поэзия / Зарубежная классическая проза / Стихи и поэзия