Читаем Карма полностью

Мне интересно, с каким выражением бапу смотрит на Кирана. Не промелькнет ли в его взгляде что-то, что можно истолковать как недоверие. А то вдруг их дружба вошла в число сопутствующих потерь.

Ничего подобного. Бапу становится перед Кираном на колени. Кладет ладони на его босые ступни. В Индии так выражают самое глубокое уважение. Киран кладет руку моему отцу на макушку.

Я, по примеру бапу, тоже становлюсь на колени перед Кираном. Если бы не он, нас бы сейчас здесь не было.

Именно Киран пошел в гостиницу «Рама» и забрал урну с прахом. Больше к его приходу в номере 12 ничего не осталось. Ни обуви. Ни одежды. Чемоданов тоже не было. Про волосы он не упоминал.

Урна стояла на комоде, там, где я ее забыла.

Среди всей

ненависти

злобы

всех разрушений

избиений

поджогов

и осквернений святынь

к урне не притронулся никто.

Никто не посмел

рассыпать прах

оставленного душою тела.

Никто не захотел портить себе карму.

<p><emphasis>Прах</emphasis></p>

Отец высыпает прах в воду Джамны. Он разлетается в утренних лучах. На небе снова загораются звездочки.

Все сгорает, – нараспев произносит отец. – Глаз сгорает. Сердце сгорает. И тело сгорает, когда возвращается в землю. Ради грехов души моей, Лила, прошу твоего прощения.

Наша дочь спросила меня, достаточно ли одной любви. В сравнении с чем? С тем, когда нет вообще никакой любви? Наверно, она хотела знать, что бывает, когда любовь проходит. Я расскажу ей, что она не проходит. Что любовь ведет нас сквозь вечность.

Я опускаюсь на колени и касаюсь сари маты, лежащего у отцовских ног. И наконец понимаю: «Любить друг друга – значит любить Божество».

<p><emphasis>Воображаю</emphasis></p>

Мы стоим втроем. Амар. Киран. Я. В первых лучах зари, только-только пробившихся из-за горизонта.

Я воображаю, что Сандип тоже где-то поблизости.

Как тот человек

ниже по течению

который зажигает масляный светильник

и пускает на блюдце по реке

поминая чью-то душу.

Я помню, как мата сказала: Если повезет, Майя, этот твой ветер в один прекрасный день унесет меня прочь.

Иногда я воображаю, что все случилось иначе.

Пчела

запертая между

оконных рам

бьется в стекло.

Мата закрывает пианино

не доиграв сонату

прислушивается к дому

тихому как гробница

где слышно только пчелу

бьющуюся об стекло.

Она распахивает окно

пчела улетает

зато прилетает холодный

осенний ветер.

Она оборачивает паллу вокруг шеи.

Для тепла и ни для чего другого.

И тут она видит внизу меня. Быстрее, Майя! Быстрее! Я по тебе сегодня страшно соскучилась!

Я тоже по тебе соскучилась, мата.

<p><emphasis>Одна</emphasis></p>

После церемонии я иду вдоль берега. Я обещала бапу, что вернусь через час. И он мне поверил.

В последний раз я прислушиваюсь к гулу индийской речи. Ручейками журчит смех. Долго тянется на одной ноте молитва. Вокруг так много жизни. И слишком много смерти.

Я чувствую на лице слабое дуновение ветерка и смотрю вверх. В воздухе надо мной развевается оранжевая лента. В Индии легко бывает увидеть ветер.

Майя!

Я смотрю по сторонам.

Майя!

Из воды решительно, как рассерженный буйвол, выходит высокий мужчина.

У меня для тебя кое-что есть!

Он держит над головой сверток из грубой бумаги. И улыбается во весь рот. Уши немножко слишком оттопырены.

Он приближается ко мне. Белая рубашка липнет к груди. На шее – цветочная гирлянда, как у жениха. Это бархатцы!

Мои руки сами собой тянутся к нему.

<p><emphasis>Случай</emphasis></p>

Когда он окончательно выходит из мутных вод, я с огромным трудом сдерживаю себя, чтобы не броситься ему в объятия. Я одета по-женски, мне нельзя.

Сандип, тряхнув головой, откидывает назад волосы со лба. Радужные капельки воды летят мне на плечи. Хочется рассмеяться, но на людях приходится соблюдать приличия.

Ты весь промок, Сандип! Тебе не кажется, что сейчас холодновато для купания?

Я хотел очистить душу перед встречей с тобой, Майя.

Ты знал, что я буду одна?

Нет. Но я следил за тобой и всё ждал случая. И вот неожиданно дождался.

<p><emphasis>Бархатцы</emphasis></p>

Он снимает с себя ожерелье из оранжевых цветов и вешает мне на шею.

Это тебе. Извини, немного намокли.

О, ничего страшного.

Я все улыбаюсь и улыбаюсь.

И еще кое-что. Подарок, который ты увезешь с собой. – Он протягивает мне коричневый сверток. – Это мой дневник.

Ох, Сандип. Ты точно решил его мне отдать?

Перейти на страницу:

Все книги серии 4-я улица

Похожие книги

Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия
Испанский театр. Пьесы
Испанский театр. Пьесы

Поэтическая испанская драматургия «Золотого века», наряду с прозой Сервантеса и живописью Веласкеса, ознаменовала собой одну из вершин испанской национальной культуры позднего Возрождения, ценнейший вклад испанского народа в общую сокровищницу мировой культуры. Включенные в этот сборник четыре классические пьесы испанских драматургов XVII века: Лопе де Вега, Аларкона, Кальдерона и Морето – лишь незначительная часть великолепного наследства, оставленного человечеству испанским гением. История не знает другой эпохи и другого народа с таким бурным цветением драматического искусства. Необычайное богатство сюжетов, широчайшие перспективы, которые открывает испанский театр перед зрителем и читателем, мастерство интриги, бурное кипение переливающейся через край жизни – все это возбуждало восторженное удивление современников и вызывает неизменный интерес сегодня.

Агустин Морето , Лопе де Вега , Лопе Феликс Карпио де Вега , Педро Кальдерон , Педро Кальдерон де ла Барка , Хуан Руис де Аларкон , Хуан Руис де Аларкон-и-Мендоса

Драматургия / Поэзия / Зарубежная классическая проза / Стихи и поэзия