Карма

Нет, Акбар! Несмотря на подозрительную историю с болезнью Фарука, я позволял тебе вести нас через пустыню.

Я закрывал глаза на твое вольное обращение с Майей. И не мешал всю дорогу цепляться к Сандипу. А все потому, что ты был мне нужен. Но сейчас ты перегибаешь палку. Дневника моего сына тебе не видать! В том, что он там пишет, – частица его души!

Глаза у Бариндры налились кровью. Жилы вздулись. Он пристально смотрит на Акбара, пока тот не отводит взгляд.

Понятно.

Вот и хорошо. Раз всем все ясно, давайте навьючим верблюдов и в путь.

Акбар дожидается, пока Бариндра отойдет подальше.

Запомни, Сандип. Держись подальше от моей будущей жены.

Это легко

Я делаю выпад. Акбар подставляет руку. Лезвие рассекает ему кожу на запястье.

Сандип, идиот! Ты что делаешь?

Мы оба, замерев, смотрим на ручеек алой крови, льющийся на песок. На ленту, привязывающую человека к земле.

Я падаю на колени. Роняю нож. Я ошибался. Убить человека не легко.

Позади я слышу дыхание Майи. Частое. Испуганное. У нее распухли губы. Почти как от удара – так она их себе искусала.

Прости меня, Сандип.

Ее слова эхом отдаются у меня в голове.

(Прости меня. Прости меня. Прости меня.)

Она берет меня за руку. Но я больше не в силах сдерживать слезы.

Эй, это я тут кровью истекаю! – кричит Акбар.

И поделом тебе, – говорит Бариндра. – Нечего к мальчишке приставать. Он зажимает рану на руке Акбара. Кровь сочится у него между пальцами.

Знаешь, что обидно, Сандип? – говорит Акбар. – Ты был для Майи последней надеждой. Тем обаятельным юношей, который мог убедить ее рассказать о себе. Но у тебя не вышло. Ты, наоборот, внушил ей, что ее спасение – в немоте. Она доверилась тебе, а ты завел ее в дикую пустыню. И меня вместе с ней.

Я смотрю Майе в глаза. Неужели то, что он говорит, правда? И своим горячим чувством я предал ее?

С кончиков ее черных ресниц капают слезы. Серебряные бусины скорби.

(Мир – это сон.)

Просыпайся, Сандип, – говорит Акбар. – У твоей подружки нет выбора. Она едет со мной.

Псы

Мы деремся как бешеные псы. Только ритм ярости и тоски мы вместо клыков отбиваем кулаками. У Акбара открылась и кровоточит рана. У меня во рту – вкус его крови.

Стойте! – кричит Бариндра. – Перестаньте! Не видите? Майя ушла!

Его голос прорывается сквозь туман крови и тупой боли. Майя? Ушла? Куда?

Ветер приносит ответ.

Она бежит вверх по пологому розоватому склону самого высокого бархана. Широко размахивает руками. Сари полощется на ветру.

Акбар смеется.

Видали дурочку?

Я замахиваюсь, но сил, чтобы ударить, у меня не осталось.

Вместо этого я пулей несусь к бархану. На склоне ноги глубоко утопают в песке. После каждого шага нога сползает вниз. Чем сильнее отталкиваюсь, тем дальше сползает. Скоро меня обгоняет Акбар. Мускулистый, легконогий, он почти не оставляет за собой следов.

Предоставь это дело мужчине.

Майя исчезает за вершиной. Мне кажется, по противоположному склону она побежит налево. Гребень там ниже. Если побегу наперерез, я доберусь до нее первым.

Сандип! Туда нельзя! – кричит Акбар. – Ты там увязнешь!

Я притворяюсь, что не слышу.

И к тому же он ошибся. Песок там даже плотнее, и я прибавляю скорость. Вот уже я сверху вижу Майю. До нее каких-то три десятка шагов.

Голод пустыни

Ноги уходят в песок. Лодыжки. Икры.

Я вспоминаю, как отец говорил: Любая неосторожность, и пустыня проглотит тебя.

Сандип, не шевелись.

Пошел ты, Акбар!

Колени.

Замри, Сандип. От любого движения только глубже уйдешь.

Что это ты вдруг обо мне позаботиться решил?

Бедра.

Не разговаривай. Не дыши. Делай, что я говорю. Расставь руки в стороны и ложись на спину.