По представлениям канадского эндокринолога Ганса Селье[660], ресурс сопротивления организма небеспределен, поэтому, когда надпочечники уже не могут вырабатывать гормоны стресса, «стадия резистентности» стресса переходит в «стадию истощения», далее наступает смерть. Платой за чрезмерную или неправильную адаптацию к ситуации нарушения личного пространства могут быть психические и психосоматические болезни. А для кого-то этот постоянный непреодолимый стресс может закончиться инфарктом или онкологией[661].
Стремление к обособлению личного пространства существовало на всех этапах развития человечества. В условиях максимально открытой личной жизни всех членов рода, племени, общины определение личного и сокровенного сопровождалось различными знаками. Например, у эскимосов водруженное над юртой лассо являлось очевидным предупреждением всякой попытки нарушить личное пространство человека, занимающегося в это время любовью в обозначенной юрте.
Следующим шагом в ограничении личного пространства у древних народов стала защита личности родовой элиты — вождей (царей), жрецов (шаманов), знати в целом: «Личность жрецов, храмы и их имущество были строжайшими табу, т. е. считались не только священными, но и строжайше неприкосновенными»[662]. И только со временем подобное табуирование личного пространства распространилось на всех членов рода, на всех общинников, превратившись в конечном итоге в твердые законы, стоящие на страже личного пространства и имущества. Особенно жестко карало малейшее посягательство на чужую территорию древнее законодательство. В Древней Греции — это законы Драконта, предусматривающие жесточайшие наказания вплоть до смерти за малейшее нарушение прав собственности и неприкосновенности личности человека, а в Древнем Риме — не менее знаменитые и не менее суровые Законы Двенадцати таблиц.
«Во всем есть черта, за которую перейти опасно; ибо, раз переступив, воротиться назад невозможно».
«Хороший игрок видит границу в любой игре».
Требование соблюдения чужих границ воспитывалось в Европе веками. «Наша свобода заканчивается там, где начинается свобода другого человека» — эта крылатая фраза, которая сегодня являет собой главную демократическую ценность, прозвучала еще в XIII веке. Высказывание принадлежит одному из французских депутатов, оппонент которого в суде, размахивая руками, задел кончик его носа: «Ваша свобода размахивать руками заканчивается там, где начинается свобода чужого носа»[663]. А во вступлении к Конституции Франции 1891 года под названием «Декларация прав человека и негражданина» мы уже встречаем такую формулировку: «Свобода — это возможность делать все, что не приносит вреда другому»[664].
В наиболее полной мере право защищать свое личное пространство реализовалось в англосаксонском законодательстве. Внимание к интересам отдельной личности, защита ее от произвола властей проявились уже в Великой хартии вольности (1215)[665]. Именно с этого момента человечество начинает утверждать поистине великий принцип подчинения всяких властей нормам действующего права, вплоть до признания за населением права на вооруженное противодействие в случае несоблюдения этого принципа.
Одним из следующих шагов в направлении защиты жизненного пространства простого человека в Англии стало законодательное оформление так называемой Доктрины крепости (1604), которая защищала неприкосновенность жилища от любого несанкционированного законом проникновения с правом на защиту, вплоть до вооруженного отпора. Именно тогда появляется всем известное выражение: «Мой дом — моя крепость».
И наконец, долгий путь к защите личного пространства в англосаксонском праве увенчивается знаменитым «Хабеас корпус акт» от 1679 года. «Habeas corpus — ты можешь иметь тело (неприкосновенным)» — это категорическое требование законности всех процессуальных действий при задержании подозреваемого.
Своя хатка — родная матка
Свой уголок — свой простор
Хабеас корпус — формула, четко ограничивающая границы личного пространства, преступить которое не дозволено никому, — не единожды обыгрывается в литературе. Отстаивая интересы подзащитных, герои детективов Чейза, Стаута или, скажем, Чандлера то и дело упоминают сакраментальное: «Хабеас корпус», — и этого оказывается достаточным, чтобы унять рвение чрезмерно ретивых полицейских.