Читаем Карманная книжка для приезжающих на зиму в Москву полностью


Джеймс Гилрей. Отказ от пудры, или Бережливое семейство экономит гинею. 1791


25. Масленица и маскарады иностранных

Масленица и разные веселости не совсем еще удалились из города. Они еще существуют no разным большим улицам. Между тем как совершенное бесшумство является на Самотеке, в Мещанских, за Сухаревою башнею, под Девичьем монастырем и за Яузою, Немецкая слобода, Лефортово, Басманные и прочие по близости оных находящиеся улицы представляют еще движущиеся картины забав. Там-то немцы и прочие иностранные катаются и скачут. Там-то слышны еще песни, крик и приятный шум и гвалт. Там видны действия вина и Масленицы, которая столько же сильно движет немецкими душами, как действовала пред тем нашими помышлениями. Сия богиня обжорства, попоек и катания в очередь свою посещает и иностранных. В сии веселия и блаженства исполненные улицы стекаются и те, для которых настал уже пост. Завидуют участи немцев и похваляют их в том догадливость, что они год свой столь умно расположили и столь искусно передвинули вперед сию неделю. Стекаются туда охочие до катания и те, которых головы наполнены еще винными парами. Прокатываются в сих улицах те, у которых от двухдневного сидения дома иссох мозг. Множество людей в каретах прогуливаются там от мнимого угара. Молодцы, имеющие резвых бегунов, прекрасные сани и богато одетого жокея, рыскают там для прогнания великопостной скуки. Красавицы и щеголихи, из которых у каждой на первой неделе определено болеть голове, сговорясь до несколько десятков, проезжаются или в дорогих зимних фаэтонах и колясочках, или в венских и парных санях. Там некоторые напоминают бешеные дни Масленицы и последуют уставам оной с большим рвением. Там бегают взапуски и обскакивают прекрасных иностранок, катающихся со своими кавалерами. Там мчатся подобно как на вихрях; из-под копыт резвых коней сыплются тучи снегу; трепещут прохожие, сбиваются с ног оглоблями и коверкаются и уродуются лошадьми. – Щеголи, вертопрахи, танцовщики и волокиты тайком посещают маскарады. Они одеваются сколько можно скрытнее, дабы не быть признанными. Довольно, будучи знающи лепетать по-французски, там они проказничают и сводят знакомства. В сей части города бросаются они в объятия тех утех, с которыми они уже простились в последний маскарад. Там встречают они те забавы, с которыми не видались уже несколько дней и которые по причине одной только разницы календаря изгнаны уже из города несколькими днями ранее. – Вот сколько еще находится средств избавляться от скуки! Вот сколько осталось способов проводить время в рассеянии! Вот сколько еще осталось мест, в кои можете вы убегать от домy, упражнения, скуки и самих себя!

26. Концерты

Музыка, которая оживляет воображение, придает силу чувствам, быстроту страстям и повергает дух и сердце в приятную и нежную томность, учиняется теперь причиною и поводом сборищ. Без сомнения, истинная цель сих собраний достойна похвалы. Без сомнения, музыка может учиниться полезным и приятным занятием и отдохновением благородной и чувствительной души. Сия живопись страстей, которую мы ощущаем и, так сказать, видим слухом нашим, подвизает сердцем столь же сильно, как искусные черты кисти, а паче того игра театральная, которая может назваться величества духа живописью в действии. Без сомнения, музыка, клонящаяся к нравственной цели, имея прилежных внимателей, могла бы соделаться приятным училищем сердца, или по крайней мере помощью очаровательной своей силы утончила бы чувствительность и придала бы душе в рассуждении оной некую выспреннюю степень и совершенство. Музыка в рассуждении действия своего над сердцем имеет пред театральною игрою то преимущество, что не содержит никаких введенных и выдуманных посторонностей, но прямо относится к чувствам, трогает всю цель оных, обнимает каждое особо, различно действует на разносвойственность оных и в каждого душе и сердце образует некую непринужденную очищенность нравов. Безразрывность приятностей, то сцепление совершенств, то восхищающий порядок и мера тонов, и часто умышленное и искусное несогласие, раздельность и отбивчивость оных оттого, что чувства наши предполагают, представляют нам будто для слуха новые сцены и действия, на которых являются попеременно особенные и различные страсти и чувствования. Сию игру страстей, которая, так сказать, составляется из воздуха и тонов, сердце и чувствования наши умеют читать и усматривать. Немилосердный и жестокий нередко тогда-то ощущает на глазах своих слезу, готовую низкануть. Печаль, для утоления коей ничто не сильно, питается тут с приятностью сама собою или, что весьма часто бывает, исчезает, уступая чаровательному действию музыки и тем приятным впечатлениям, от коих сердце устраниться не может. Порок внемлет волшебным вещаниям музыки, слышит себе упреки и осуждение. – Одним словом, следы успехов музыки как в сем, так и в гораздо предивнейшем видимы ясно в хранилищах веков.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820
Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям. Взгляд, манера общения, случайно вырвавшееся словечко говорят ей о человеке гораздо больше его «парадного» портрета, и мы с неизменным интересом следуем за ней в ее точных наблюдениях и смелых выводах. Любопытны, свежи и непривычны современному глазу характеристики Наполеона, Марии Луизы, Александра I, графини Валевской, Мюрата, Талейрана, великого князя Константина, Новосильцева и многих других представителей той беспокойной эпохи, в которой, по словам графини «смешалось столько радостных воспоминаний и отчаянных криков».

Анна Потоцкая

Биографии и Мемуары / Классическая проза XVII-XVIII веков / Документальное