– Да, – пообещал я, – только не надо нести его на корабль сегодня ночью. Если верно то, что ты сказал, они разберутся в ситуации в полмгновения, и тогда будет слишком поздно… останется только похоронить его. Предоставь все дело мне, я придумаю, что надо сделать. Я пришлю к тебе моего второго помощника, чтобы он купил у тебя одну из этих занятных бамбуковых палок. Он передаст тебе записку, в которой будет сказано, что ты должен делать. Ты читаешь по-английски?
Он кивнул и указал на открытую входную дверь, в то же время с нескрываемым ужасом оглядываясь через плечо на закрытую внутреннюю дверь, ручка которой поворачивалась медленно и бесшумно; словом, я почел за лучшее немедленно выйти наружу, чтобы, если у чертова китаезы за дверью вдруг разыграются подозрения, он не мог узнать меня в лицо, что значительно увеличило бы мои трудности.
Корабль мой стоит почти напротив лавки того китайца. По прямой – ярдов восемьдесят, но посередине проложены рельсы для пыхтящего паровичка… удивительно, как это они здесь прокладывают железную дорогу прямо по улице!
Вернувшись на борт, я отправился прямо в рубку на мостик и извлек из ящика отличный бинокль, который получил от министерства торговли за участие в мелкой, но опасной передряге, в которую меня однажды случайно занесло. И скажу я, что это добрый бинокль, лучшего даже за шестнадцать гиней не купить. Во всяком случае, он показал мне все, что было нужно, поскольку я включил пару портовых огней на обращенной к берегу стороне штурманской рубки, и еще на корме и на носу, и приглядывал за этой лавкой весь чертов день до самого вечера, то есть с двух до восьми.
Стоя внутри рубки, я мог незамеченным рассматривать все, что меня интересовало, и вот какие результаты принесла мне моя дневная работа.
Во-первых, над дверью моего новообретенного брата сомнительной национальности было начертано имя – мистер Хуал Миггет. Во-вторых, мистер Хуал Миггет явным образом не подозревал обо всех масштабах слежки за его заведением.
У меня не оставалось никаких сомнений в том, что знаменитое братство Безымянных испытывало явное недоверие к намерениям мистера Хуала Миггета, ибо представители его высыпали на причал целой ратью. С помощью бинокля я насчитал поболее дюжины китаез, бездельничавших неподалеку, сидя, стоя и расхаживая неторопливой, обыкновенной для этого племени походкой, то и дело встречавшихся друг с другом и тут же расходившихся. На причале поблизости можно было видеть сразу два частных автомобиля с китайцами за баранкой – тут я понял, что в деле этом замешаны богатые люди.
Я легко определил, что сборище это занято наблюдением, поскольку китайцы не оставляли улицы, а также время от времени некоторые из них обменивались какими-то непонятными знаками. За всем этим угадывалась какая-то цель.
В пять часов я позвонил стюарду, чтобы он принес мне наверх чай, и перекусил в штурманской рубке, не оставляя своего наблюдательного поста.
К половине седьмого начало смеркаться, и я заметил, что количество китайцев на улице увеличилось… теперь на ней можно было видеть уже три открытых автомобиля, управлявшихся китайцами.
Тем не менее, я не мог объяснить подобную суету оскорблением, нанесенным накладной косичке президента; впрочем, пришлось напомнить себе о том, что китайцы могут воспринимать случившееся совершенно иначе.
Электричество включили в семь часов вечера, и на улице сделалось вполне светло, хотя и теней тоже хватало, и в каждой тени, как мне казалось, таился китаец.
«Не много же будет шансов выкатить тележку с этим ящиком из лавки и погрузить ее на корабль», – отметил я про себя. Китаец, должно быть, свихнулся от страха… исполнить его намерение просто не представлялось возможным. Не стоит сомневаться в том, что эти люди будут ждать здесь всю ночь, всю неделю, следующую неделю и так далее, пока не добьются своей цели.
Без четверти восемь я отправил второго помощника на берег с запиской для Хуала Миггета. Я сообщал китайцу, что если он хотя бы ненадолго выглянет на улицу, то тут же заметит с круглую дюжину Безымянных дьяволов, караулящих его дом, и что если он желает поскорее похоронить сына, для этого достаточно только вынести его из дома в футляре из-под мумии! Если же он действительно хочет сохранить жизнь этого цирюльника-любителя, то должен устроить его поудобнее в лавке, при необходимости накачать наркотиками и дождаться моего появления утром, когда я приду и предложу ему план, согласно которому можно будет безопасно доставить молодого человека на борт.
Я дал второму помощнику соответствующие наставления, чтобы он чего не напортил, и велел ему сперва отправиться в город и зайти в лавчонку на обратном пути. Передать записку, купить сувенирную трость, немедленно выйти, после чего на час или два отправиться в мюзик-холл и только потом вернуться на корабль… я не хотел, чтобы эта толпа уличных китаез связала меня с лавкой на той стороне улицы, как сказал бы мясник.